Появление Макса Вюнше вселяет оптимизм. Он сумел пробиться к нам, причем еще и прихватил с собой отбившиеся от нас танки, артиллерию и боевой обоз. Хочется надеяться, что он подоспел как раз вовремя — мы задыхаемся от нехватки горючего и боеприпасов.

Утром 13 февраля танковый корпус СС через штаб армии получает приказ фюрера всеми средствами удержать Харьков. В связи с этим в ночь на 14 февраля предпринимается попытка дальнейшего сужения оборонительного фронта вокруг этого города, с тем чтобы подтянуть резервы с фронта. Новая линия обороны: Лизогубовка — Большая Даниловка.

Но еще вечером 13 февраля корпус предупреждает, что упомянутую линию удерживать удастся лишь до 14 февраля — русские уже обошли Харьков. В полночь армейская группа отдает приказ взорвать все склады — боеприпасов и хозяйственные.

Утром Советам удается прорвать хлипкую оборону, собственно, цепочку опорных пунктов севернее Затишья. Происходит прорыв русских танков (около 40 машин) и на участке под Роганью. Есть опасения прорыва противника до тракторного завода в Лосево. Далее мы теряем Ольшаны, что дает русским возможность держать под обстрелом трассу войскового подвоза Полтава—Харьков.

На крайней южной и восточной точках харьковского оборонительного фронта продолжаются непрерывные атаки русских, угрожая разгромить наши силы в Алексеевке. Предприняв контратаку в направлении на Береке, мы уничтожаем значительное количество противотанковых орудий противника и наносим существенный урон силам его пехоты. Но и наши ряды основательно поредели. В четвертый раз ранен гауптштурмфюрер Книттель, командир роты легкой пехоты. Атаки в темное время суток особенно опасны тем, что отсутствует видимость, наступающий неприятель неразличим, а мы вынуждены весьма экономно расходовать боеприпасы.

В ночь с 13 на 14 февраля враг предпринимает атаку Алексеевки и прорывается к центру села. Схватка с русскими достигает кульминационного пункта. Наши бойцы оказывают отчаянное сопротивление, но продолжается это, увы, недолго, и для нас нет пути к отступлению. Однако в решающий момент боя обстановка кардинально меняется — боевые разведывательные машины обрушивают на противника всю мощь огня. Снаряды рвутся в гуще наступающих солдат, ярким пламенем занимаются соломенные крыши мазанок. Мы, сидя в центре огненной стихии, ведем огонь из темноты по наступающим русским. Наступательный порыв неприятеля сломлен. Не давая Советам опомниться, мы предпринимаем контратаку, и вскоре выбитый из Алексеевки враг поспешно уходит на прежние позиции.

Одновременно с этим полк Витта предпринимает попытку атаковать с севера и установить связь с нашей ударной группой. Однако севернее Береки полк, столкнувшись с намного превосходящими его силами противника, вынужден отказаться от проведения атаки в направлении Алексеевки. С наступлением дня мы вновь обнаруживаем боевые порядки русских восточнее и западнее Алексеевки. Стоит сейчас противнику атаковать нас с двух направлений, и наша участь решена.

Обхожу оборонительные позиции и беседую с каждым из бойцов. Наши силы расположились по типу опорных пунктов. Противотанковые орудия окружены несколькими пулеметами. Едва я поздоровался с бойцами, как на меня шквалом обрушивается «черный юмор». Но мы ни в коей мере не чувствуем себя обреченными. Нас заботит не столько численное превосходство русских, сколько острая нехватка горючего, скованность положения и в близкой перспективе нехватка боеприпасов.

Как нас уведомили, вот уже двое суток наша группа должна снабжаться с воздуха, однако до сих пор мы в глаза не видели ни единого самолета. Я вновь передаю по радио донесение об обстановке и настоятельно прошу доставить боеприпасы. В это время батальон Вюнше постепенно приближается к Алексеевке. Успеет ли он?

Я с удрученным видом стою в каком-то школьном классе среди моих раненых товарищей. Они полностью в курсе обстановки и умоляют меня не оставлять их русским. Ищу глазами доктора Г., нам с ним хорошо известно о судьбе наших раненых, попавших к Советам. Мы помним леденящую душу картину — полный трупов госпиталь в Феодосии в Крыму, захваченный русскими. Они выбрасывали раненых голышом на мороз из окон, а потом поливали их водой. Когда мы вновь отбили у противника госпиталь, обнаружили во дворе свыше 300 обледенелых трупов.

Доктор Г. пожимает плечами, качает головой и отворачивается. У меня буквально сердце разрывается, когда я слышу мольбы моих бойцов. Как быть? Когда я отдаю приказ выдать раненым пистолеты, на их лицах я вижу явное облегчение. Лучше уж быть в гуще атаки, под пулями, чем еще разок провести подобную беседу.

Низко нависают облака. До нас доносится шум двигателей, из чего мы понимаем, что русские ищут нас. Внезапно на небе видим мелькнувшую тень — «Хе-111». Неужели спасение? Несколько минут спустя самолет снова на бреющем проносится над Алексеевкой. С неба летят контейнеры, однако уцелел лишь один из них. Остальные, то есть большая часть, разбиваются о замерзшую землю.

У меня падает сердце. Полученное горючее мы быстро распределяем среди штурмовых орудий и боевых машин разведки. Если уж придется погибать, то, по крайней мере, будет на чем уйти от русских в степь и подпортить им радость победы. Без боя мы не сдадимся!

В радиодонесении я на всякий случай прощаюсь с теми, кто слушает нас, прослеживая наш путь по карте. Вглядываюсь в лица солдат и с удивлением отмечаю заинтересованность на них, едва ли не любопытство. Ни страха, ни фанатизма. Они просто всерьез воспринимают мои слова. Объяснив цель атаки, забираюсь на машину. Может, это последняя наша совместная атака? Мы неторопливо выезжаем к центру села, мимо развалин, мимо могил наших боевых товарищей. В нескольких сотнях метров мы видим бегущих красноармейцев. Они сейчас могут позволить себе удрать от нас — дело в том, что у нас жуткая нехватка боеприпасов, да и артиллерии нет и в помине. Похоже, русские и не думают, что мы способны контратаковать их. Между тем миновал полдень. Вьюга чуть утихла, сквозь облака боязливо прорываются лучи солнца. Интересно, как поведут себя остающиеся у нас в тылу русские, решись мы сейчас атаковать в восточном направлении?

Наш бронетранспортер стоит посреди прямой как стрела улицы, проходящей через все село как раз до изготовившихся к бою русских. Я планирую на полной скорости врезаться в русских и таким образом вогнать имеющуюся у меня в распоряжении бронетехнику в глубь их исходных позиций.

Именно тогда мы можем рассчитывать на успех, если молниеносно вклинимся в их оборону и вдобавок сумеем удержаться в течение ближайших суток. Я рассчитываю за эти сутки разделаться с русскими, засевшими западнее Алексеевки, и дождаться прорывающегося к нам Вюнше.

Низкорослый казак, не покидающий меня от самого Ростова-на-Дону, указывает на группу русских, собравшихся позади своих. Повсюду темные точки. Короче говоря, мы по уши в дерьме!

Считаные секунды отделяют нас от великой неизвестности. Наш водитель, выжав сцепление, поигрывает акселератором, отчего гул двигателя становится басистее. Бронетранспортер медленно трогается с места. По обеим сторонам улицы продвигаются штурмовые орудия, оставляя позади развалины села.