Несмотря на то что Павел I ясно дал понять, что считает орден (что на самом деле означало Мальту) находящимся в сфере своего влияния, французы были исполнены решимости действовать быстро. Членами ордена в то время было около трехсот рыцарей. Из них две сотни были членами трех французских лангов. Поэтому они легко поддались влиянию новой Франции и прониклись идеями Французской империи, которую усердно строил Наполеон. На фоне блеска восходящей звезды французского империализма поблекла даже аристократическая предубежденность многих рыцарей. Наполеон отправил на Мальту своего агента Пуссьельга, чтобы он сообщил ему о состоянии дел на острове. Пуссьельг обнаружил, что местное население недовольно, сокровищница почти пуста, а фон Гомпеш заслуживает разве что титула «великий магистр нерешительности». Было ясно, что настал момент для французской интервенции. Она идеально совпала с планируемой Наполеоном экспедицией в Египет. Мальта находилась как раз на пути его флота вторжения. Представлялось немыслимым оставлять остров в его теперешнем состоянии, когда его легко могут занять англичане и использовать как базу для нарушения французских коммуникаций.

Декрет французской Директории от 12 апреля 1798 года стал смертным приговором ордену святого Иоанна на Мальте. На этот раз не турки и не вечные враги ордена мусульмане, а французы, некогда передовые крестоносцы, достигли одним росчерком пера того, что не сумели добиться пушки, флоты, саперы, минеры, янычары, генералы и адмиралы блистательной Порты, а также бесчисленные пираты Варварского берега. Возвестив, что Мальтийский орден объявил себя врагом Французской республики, декрет определил специальные инструкции «генералу, командующему армией Востока». Он должен был «овладеть островом Мальта… для чего немедленно проследовать туда со всеми военно-морскими и военными силами, находящимися под его командованием». Далее говорилось, что эти приказы секретные и не должны печататься. А генерал Бонапарт, как главнокомандующий армией, направляющейся в Египет, должен «вступить во владение островом Мальтой», если только по какой-либо причине не окажется, что это мешает главной цели экспедиции.

О рыцарях последующего периода можно сказать, что ими овладел фатализм Востока, внутренняя опустошенность пожирателей лотоса. Сами мальтийцы нередко повторяют: «X’Tista Taghmel?» («Что тут поделаешь?») Есть и другое местное высказывание: «Даже святой Петр потерпел кораблекрушение на Мальте». Убежденность в неизбежности происходящего и неспособности человека ни на что влиять, по-видимому, была крупными буквами записана в сердцах рыцарей в их последние дни на Мальте. Уитворт Портер в 1883 году в «Истории рыцарей Мальты» писал: «Только одна сила оставалась беззаботной и бездействующей посреди всеобщей тревоги. В то время как лихорадочная подготовка велась во всех прочих странах Европы, остров Мальта оставался в состоянии пассивной бездеятельности».

Фон Гомпеш был предупрежден, что экспедиция в Египет собирается по пути захватить Мальту, и не предпринял никаких действий. Создавалось впечатление, что он, как и все население острова, был загипнотизирован размахом доблести ордена в прошлом и непоколебимо уверен, что «Мальта золотая, Мальта серебряная» останется таковой навсегда. Он смотрел на массивные фортификационные сооружения Валетты, на эскарпы и контрэскарпы Флорианы, на восстановленную крепость Святого Эльма и верил в них так же, как орден веками верил в руку святого Иоанна Крестителя, хранящуюся в украшенном драгоценными камнями реликварии собора. Под праздным небом и ярким солнцем начала июня, когда весь остров готовился к долгой летней дремоте, немецкий великий магистр ордена лениво бездействовал, словно крестьянин в тени.

6 июня 1798 года авангард французского флота из более восьмидесяти кораблей подошел к острову. На берег были посланы люди с просьбой разрешить нескольким кораблям войти в Большую гавань для пополнения запасов воды. Положение ордена в это время было довольно трудным. Рыцари пытались сохранять строгий нейтралитет и не принимать ничью сторону в конфликтах. Они предоставляли возможность пополнять запасы воды кораблям всех стран, которым это было нужно. Поэтому два транспорта получили разрешение войти в гавань и взять воду. Еще в гавань вошел фрегат, нуждавшийся в ремонте. Спустя три дня на горизонте показался флот, который даже Сулейман Великолепный в дни величия Османской империи не мог себе представить. Дубле писал: «Мальта еще никогда не видела такого огромного флота в своих водах. На много миль вокруг море было покрыто кораблями всех мыслимых размеров. Их мачты напоминали гигантский лес». Весь французский флот и армия, направляющаяся в Египет под командованием Наполеона, собрались у восточного берега Мальты. Флот состоял из 14 линейных кораблей, 30 фрегатов и 300 транспортов. На одном из самых больших кораблей в мире, линкоре L’Orient, находился главнокомандующий, человек, проявлявший неустанную активность на берегу, но не любивший море. Наполеон считал эту часть экспедиции более чем непривлекательной прелюдией к славе, ожидавшей его под сенью пирамид. Ознакомившись с рассказами о путешествиях капитана Кука, Наполеон взял с собой среди многочисленных томов, посвященных Востоку, экземпляр Корана. Странная прихоть судьбы: слова пророка Мухаммеда читал француз, готовясь захватить остров, который противостоял последователям пророка в течение многих веков.

Наполеон через французского консула отправил великому магистру послание. Он просил допустить в гавань весь его флот для пополнения запасов воды. Фон Гомпеш созвал большой совет, который практически единогласно (лишь один человек был против – испанец, указавший, что его страна – союзница Франции) постановил, что, в соответствии с договором, заключенным несколькими годами раньше между орденом и правительствами Франции, Неаполя и Испании, только четыре военных корабля одновременно могут заходить в гавань. Наполеон, безусловно, ожидал именно такого ответа. Ведь допуск всего флота и армии в гавань сам по себе мог означать только одно – капитуляцию. «Они отказали нам в воде, – сказал Наполеон, – тогда мы возьмем ее сами». Ответ на вежливое письмо фон Гомпеша был выдержан в выражениях, свойственных разве что покорителю мира: «Главнокомандующий возмущен, что вы не желаете разрешить взять воду более чем четырем кораблям одновременно; действительно, сколько времени понадобится 400–500 судам для того, чтобы получить подобным способом воду и все остальное, в чем они крайне нуждаются? Этот отказ тем более удивил главнокомандующего, что ему известно, какое предпочтение оказывается англичанам и какую декларацию обнародовал ваш предшественник. Главнокомандующий решил взять силой то, что должны были ему предоставить, руководствуясь законами гостеприимства, которые являются основой вашего ордена…»

Это было открытое объявление войны, и Наполеон подготовился к ней задолго до того, как отправил запрос Гомпешу. Генерал Ренье получил приказ захватить Гоцо, генерал Барагэ-д’Илье должен был высадиться в Меллиха-Бей, что на северо-востоке Мальты, генерал Вобуа – в районе Сент-Джулиане, к северу от Марсамускетто, а генерал Дезэ – в Марсасирокко, на юге острова. Даже если бы все рыцари, солдаты и мальтийское ополчение обладали лучшими качествами своих предков 1565 года, едва ли можно было сомневаться в исходе их столкновения с армией и артиллерией Наполеона. Да, сама Валетта с ее фантастическими оборонительными сооружениями могла бы держаться много недель, если не месяцев, но даже самые мощные укрепления бесполезны, если их защищают слабые люди. На Мальте давно была «пятая колонна»[10]. Пока фон Гомпеш неуверенно мерил шагами комнаты дворца великого магистра, агенты Французской республики по всему острову требовали, чтобы жители присоединились к победоносному триколору, приняли новые принципы свободы, которые стремительно распространяются по всей Европе, и изгнали с острова орден святого Иоанна – никому не нужный пережиток феодализма.