– Теперь нет. Полгода назад это был чемпион страны поборьбе без правил, удачливый каскадер… Но убили не чемпиона, а спившегосяслесаря.

– Значит, – сказал я, – Бог есть. Он непротив того, чтобы я тебя провожал.

Она подняла голову, ее лицо было чистым, серьезным.

– Наверное, не будет против, если зайдешь ко мне.

– А как у тебя?

– Муж повез дочку на дачу к родителям. Они ей щенкакупили… Там и заночует, у нас дача далековато.

– Зато там участки дают больше, – сказал явеликодушно.

– Да, – ответила она серьезно. – У нас поддачей пять гектаров.

Я прикусил язык.

Ее квартира находилась в обычном двенадцатиэтажном доме.Четырехкомнатная, уютная, без выпендренов, простая хорошая квартира. Мне сталохорошо и уютно уже в прихожей. Таня захлопнула дверь, сухо щелкнулавтоматический замок.

Я схватил ее в объятия и понес в комнату. В глубинераздвижной диван, я опустил Таню перед ним, меня колотила дрожь. Я не знал, чтоделать дальше. На этом диване ее трахал этот Шестиногов, имеет заботливый муж,а также здесь она иногда разгружает забежавшего соседа, как точно так же ятрахал бесчисленных женщин, что проходили через мои руки. Но мы – не они. Мы –особые… Мы уже особые.

Она судорожно вздохнула, обвила тонкими руками мою шею.

– Бравлин, – сказала она тихо. – Мне тожестрашно.

Не выпуская друг друга из рук, опустились на диван. Она смотрелана меня большими тревожными глазами. Я перевел дыхание, осторожно коснулсягубами ее лба.

– Таня… Это звучит как-то по-средневековьи… но отныне уменя не будет других женщин…

Я хотел сказать не это. Что ерунда все это: тело, плоть –ведь от того, что я буду трахать других, это не помешает мне любить толькоТаню, как и то, что, если она получит оргазм где-то на стороне, это не помешаетей любить меня… но вырвалось именно это, а Таня тихонько выдохнула в ответ:

– Когда я увидела тебя… все мужчины для меня сталинеинтересными… Нет, не задавайся! Просто менее интересными. Правда, намного.

– Таня!

– А теперь, – договорила она, – я понимаю,что они станут для меня совсем неинтересными. Что ты со мной делаешь, мерзавец?

Мы смотрели друг на друга, как два дурака. То, что мы щедрои по-идиотски выкладываем один другому, – глупо, несовременно. Завтрабудем думать совсем иначе. Держаться на том уровне, что у нас сейчас, –просто невозможно. Но я чувствовал, что буду просто счастлив не прикасаться к другимженщинам, буду счастлив сдерживать свои животные порывы в хватанииподвернувшихся… а их подворачивается до черта! Я не стану даже приглашатьзнакомых женщин, с которыми всегда можно просто и бездумно разгрузиться – сними отрепетировано, и сбоев не бывает, – не стану сам отвечать на ихприглашения, буду держать себя, дурака, в этом, как его… ну, целомудрии,талибане или целибане, как его там.

Она с неловкостью засмеялась.

– Дураки мы, да?.. Ненормальные?

– Ненормальные, – согласился я. – Хотя…

– Что?

– Что есть норма?.. Конечно, мы лучше нормы.

Мы повалились на диван, еще в одежде. Я чувствовал привычноенарастание тяжести в гениталиях, но еще больше жара и нежности было в сердце.Мои грубые ладони держали ее бесконечно милое лицо, как створки раковины держатбесценнейшую жемчужину. Она смотрела на меня тревожно, даже виновато.

– Я тебя люблю, Таня, – выговорил я, –настолько люблю, что просто не решаюсь…

Она шепнула:

– Я тоже тебя люблю… А все остальное – дым, туман, пар.

Ее пальцы помогли мне расстегнуть рубашку, джинсы я сумелстянуть сам. Мы снова рухнули на диван, я держал ее в объятиях, в глазахзащипало, а в сердце слегка кольнуло: а ведь мог бы и не прийти тогда в пивнойбар! Подумать только, мог бы и не прийти.

У нее в глазах тоже блестели слезы. Не знаю, что именнодумала или чувствовала в этот момент, руки и наши тела привычно задвигались, нодаже в момент ослепляющего оргазма я успел подумать, что в человеке в самомделе нет ничего, кроме души. Все остальное – настолько мало, настолько легкийпар, что… уже ничто-ничто…

Аромат свежесваренной рыбы… нет, это фигня, свежесвареннаярыба – просто свежесваренная, у нее хороший сильный запах, но не аромат, а мнев ноздри ударил именно аромат. Не рыбы, а ухи. Уха – это больше, чем бульон отрыбы. Уха, как объяснял отец, обязательно варится из мелкой рыбы. Развареннуюрыбешку выбрасывают, а в этот бульон, или юшку, как называет отец, засыпаютновую порцию мелкой рыбы, снова варят, снова выбрасывают. И так – трижды.Только тогда уха… о, только тогда она настоящая!

Возможно, отец просто поэтизирует свою позицию, крупная рыбау него просто не ловится, но уха в самом деле чудная.

– Как улов? – спросил я с порога.

На кухне загремело, послышался скрип стула, в коридорчиквышел отец. На нем фартучек, с собой возит, что ли, я такого в своей кухненикогда не видел, в глазах родительская строгость.

– А, гуляка, – сказал он ворчливо. – Чего такпоздно?

– Ты будешь доволен, – сообщил я.

– Чем?

– Как ты и хотел – по бабам, по бабам-с…

– В самом деле? Тебе удалось познакомиться с достойнойженщиной?

Я пожал плечами:

– А что трудного? Любая женщина может оказаться у моихног. Главное ногой в челюсть попасть.

Он нахмурился, не принимая отшучиваний.

– Я хотел, чтобы ты не по бабам ходил, а чтобы привел хорошуюдостойную женщину к себе в квартиру! И чтоб жил, как усе люди. Ладно, вообще-тоты вовремя. Только что сварил, еще не остыла. Иди мой руки.

– Что за ритуал, – пробормотал я. – Наздоровой коже все микробы сами дохнут, а больную никакое мыло не спасет…

Но потащился в ванную, отец бдит, я должен мыть руки, уши ичистить зубы два раза в день. Хотя, конечно, фигня, ибо те металлокерамические,что я себе поставил лет пять тому, ни разу не напомнили о себе. Гарантия напятьдесят лет, все это время будут белыми и блестящими, дурость – возить по нимщеткой с пастой. Могу гвозди перекусывать. Скорее челюсть переломится, чемтакой зуб треснет или отколется. Будь у нас наука и техника поразвитее, я бысебе в организме кое-что заменил и помимо зубов. К примеру, чтобы желудок неусваивал сверх необходимого, чтоб мышцы могли нести меня бегом по лестнице надвадцатый этаж… а то как вспомню поломку лифта на прошлой неделе…

Большим половником отец разливал уху, ноздри моей сопаткидергались, ловили ароматы и передавали сигналы в мозг, тот переправлял вжелудок, дабы приготовился, начал выделять желудочные соки нужного состава, аэтот гад уже в нетерпении скачет, как конь, по всей утробище: какой сок, с умасошел, давай лей быстрее да побольше!