Это правда – я поделилась планами с папой, но специально не сообщила ничего о перелете, чтобы он не попытался меня перехватить перед посадкой.

А еще я заметила, что она сказала «отправила бы машину», а не «забрала бы тебя». Наверное, это не удивительно. Мама не из тех, кто потащится в аэропорт. Она кому-то платила, чтобы за нее складывали постиранное белье. К ней домой доставляли макробиотическое питание – в ее холодильнике всегда было пусто, если не считать несколько бутылок с газированной водой и холодным кофе.

Мама кивнула одному из носильщиков; тот подошел и забрал у меня сумку. Как-то смешно выглядел ухоженный молодой человек в футболке-поло, держащий мою десятилетнюю нейлоновую черную сумку с огромной красочной заплаткой, на которой большими буквами было написано «УМРИ».

– Сначала давай устроим тебя на твоей вилле. Она потрясающая! Ты живешь практически на пляже, и все отделано овчиной, – сказала мама, цокая греческими сандалиями, когда мы вышли из лобби. Она говорила, выделяя слова подобно тому, как шрифт выделяют курсивом.

Я последовала за ней и посыльным во внутренний двор, мокрые кроссовки скрипели по полу.

– Подожди, у меня будет своя вилла?

Мама оглянулась на меня и подмигнула.

– Конечно, думаешь, я заставлю тебя делить со мной номер?

Хоть мысль о своей собственной «вилле» казалась волнительной, меня, на удивление, постигло разочарование. Я представляла себе, что проведу вечер с мамой, мы устроимся на огромной кровати, посмотрим «Настоящие домохозяйки» и закажем в номер еду, как часто делали в отелях.

Но вместо этого мы дошли до небольшого домика с соломенной крышей, по периметру которого росли невысокие пальмы, а на закрытой балконной двери покачивался на ветру замок. Носильщик открыл дверь, и мы вошли в комнату, просто, но стильно обставленную – грубо обтесанные деревянные предметы мебели скрывались под богемными тканями и овчиной. В углу у большого окна стояла кровать с балдахином и откинутой в сторону москитной сеткой, а небольшая гостиная была оборудована диванчиком и кофейным столиком. Еще одна тонкая белая занавеска отделяла комнату от маленькой ванной с бамбуково-гранитной раковиной и душевой.

Наверное, самый симпатичный номер, в котором я когда-либо спала.

Мама расплатилась с носильщиком, и он ушел, наконец оставив нас наедине. Я вдруг смутилась. Но мама упала на мою кровать и достала телефон.

– Я сниму это в сторис, хорошо? – Она направила телефон на себя, мастерски склонила голову для удачного ракурса и, лежа на кровати в окружении волос, начала говорить: – Ребята, мне сделали САМЫЙ лучший сюрприз в моей жизни!

Выражение ее лица стало обычным, и я поняла, что камера сосредоточилась на мне.

Не сказать, что я к такому не привыкла – последние несколько лет мама записывала каждую минуту своей жизни, – но все равно почувствовала себя так, словно попала в ловушку. Я прекрасно знала, как выглядела – точно замызганная швабра с наполовину размазанным макияжем. Руки инстинктивно взлетели, чтобы прикрыть лицо.

Мама засмеялась и снова переключилась на селфи.

– Это моя дочка, Клэра, и она стесняется, что для нее не характерно. САМЫЙ лучший сюрприз! – Она несколько раз просмотрела видео, а затем загрузила его и спрыгнула с кровати. – Так, мне надо подготовиться к вечеринке у бассейна. Встретимся там через несколько часов, хорошо?

– Что за вечеринка у бассейна? – спросила я, уже с тоской поглядывая на кровать.

Она пренебрежительно отмахнулась.

– О, это часть выездной встречи законодателей вкусов.

– Подожди, что? Какая выездная встреча?

Она скривилась и засмеялась.

– Клэра. В этом весь смысл. Я здесь в рамках выездной встречи с другими законодателями вкусов в соцсетях.

Мое сердце рухнуло к ногам.

– О. Я об этом не знала.

– Я разве не упоминала?

На меня так сильно накатила усталость после перелета, что я валилась с ног.

– Может, упоминала. Не помню.

– Мы все равно повеселимся! Мне просто надо периодически появляться на мероприятиях.

От мысли, что я застряла в комплексе с «законодателями вкусов» в соцсетях, мне захотелось закричать, но я выдавила улыбку.

– Круто. Дай мне немного времени, и встретимся там.

Как только она ушла, я достала телефон, подключилась к вай-фаю и глубоко вдохнула. Я довольно долго этого избегала.

Папа ответил через пару гудков.

– Клара?

На меня вдруг накатила волна тоски по дому и заполнила легкие. Я не могла дышать.

– Клара? Ты меня слышишь? – повторил он.

Я тупо кивнула. Но, осознав, что он меня не видит, прокашлялась.

– Да. Привет.

– ПРИВЕТ?! И ЭТО ВСЕ, ЧТО ТЫ МНЕ МОЖЕШЬ СЕЙЧАС СКАЗАТЬ?

Меня почему-то успокоил его громкий голос. Это было что-то знакомое.

– ТЫ БЕЗ РАЗРЕШЕНИЯ ОТПРАВИЛАСЬ В ДРУГУЮ СТРАНУ!

Пауза.

– РАЗВЕ ЭТО ЗАКОННО? ДО ЧЕГО ДОКАТИЛАСЬ ЭТА СТРАНА? О, ДАВАЙТЕ НЕ БУДЕМ ПУСКАТЬ БЕЖЕНЦЕВ, НО, КОНЕЧНО ЖЕ, ПОЗВОЛИМ ПОЛЕТЕТЬ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЕЙ В ЦЕНТРАЛЬНУЮ АМЕРИКУ!

Пауза.

– ТЫ МЕНЯ СЛУШАЕШЬ?

Я поежилась.

– Да, слушаю.

Он часто дышал от злости.

– И? Что скажешь в свое оправдание?

– Юная леди.

– Что?!

– Ты забыл добавить «юная леди».

Снова пауза.

– Клара, богом клянусь, что…

– Убьешь меня?

– Ты знаешь. Возможно. Возможно, я тебя убью. Своего собственного ребенка.

Я начала смеяться, но смех стал каким-то странным, искаженным и наполненным слезами.

– Я так на тебя злилась, – выдавила я.

Папа молчал, и я заерзала на месте. Наконец он ответил усталым голосом:

– Знаю. Но тебе не кажется, что эта реакция немного не соответствовала ситуации?

– Нет. Она казалась верной.

Он вздохнул.

– Клара, это безумие. Ты же понимаешь, что когда вернешься домой, огребешь по полной? Это намного серьезнее ссоры с Роуз. Чтобы загладить свою вину передо мной, тебе придется работать в фургоне весь выпускной класс.

Пока я ходила по комнате, за волосы зацепилась москитная сетка, и я одной рукой попыталась вытащить ее.

– Знаю. И я верну тебе деньги за этот билет. И за все другое. Просто… – Я освободила волосы, быстро дернув за них, и пригладила. – Мне надо было увидеть маму.

– Тебе надо было увидеть маму или сбежать от нас?