того. Он всего только месяц как был назначен главой Центробанка, и до надзора руки пока не дошли. И никто не говорил, что есть банк, у которого проблемы с ликвидностью или остановились платежи. «Почему это все так неожиданно?» – с досадой размышлял Игнатьев и наконец уточнил:

– Что значит встал?

Козлов с готовностью объяснил:

– Банк теряет ликвидность и не может проводить платежи. В общем, он активно занимал деньги на рынке межбанковского кредитования, но банки ему денег не дают, закрывают на него лимиты. Один из основных клиентов – «Роснефть» – уже вывел все средства со своих счетов.

Игнатьев как будто не слышал слов коллеги и расстроенно рассуждал:

– Странно. Раньше никаких сигналов о проблемах в этом банке я не получал. Как же так?

Козлов вздохнул:

– Система мониторинга отвратительная. Надо все налаживать, чтобы отслеживать состояние банков.

Он не стал признаваться, что сам о проблемах в банке узнал случайно, когда журналист из газеты «Коммерсантъ» пытался выяснить причину приостановки платежей Инвестиционной банковской корпорацией. Для него самого информация об ИБК стала шоком, всего два года назад он даже подрабатывал в этом банке главным консультантом[276].

Игнатьев резко перебил:

– Сколько вкладчиков?

– Слава богу, немного. Сравнительно немного, конечно. Сумма частных вкладов – под четыреста миллионов рублей. В основном корпоративные клиенты.

Игнатьев спросил:

– Что вы уже сделали?

– Пока ничего. Завтра с утра выйдем туда с внеплановой проверкой, дадим предписание об остановке расчетов, будем вводить временную администрацию.

Козлов перевел дыхание и после мимолетной паузы добавил:

– Нет сомнений: придется отзывать лицензию.

Игнатьев молчал, он расстроился еще больше. Не очень хорошее начало работы в ЦБ. Козлов почувствовал, что начальник расстроился, и ответил, не дождавшись вопроса:

– Другого выхода нет.

Игнатьев как будто удивился:

– Нет?

Козлов тихо, но твердо рыкнул в трубку:

– Нет.

Игнатьев верил, что не все проблемные банки должны рухнуть. Если менеджмент вменяемый, то проблемы можно решить. Игнатьев переспросил:

– Почему вы так уверены?

Козлов бросил:

– Уже несколько месяцев, как у банка растут кредиты дочерним и каким-то сомнительным фирмам. Признаки вывода денег.

Это был приговор: значит, менеджмент и не собирался решать проблемы. Игнатьев отозвался:

– Понятно. Значит, будем делать то, что нужно. Если надо, лицензию отзовем. Утром зайдите ко мне.

Игнатьев положил трубку, откинулся на сиденье автомобиля и закрыл глаза. Впечатления от встречи с коллегами в Вашингтоне отошли на дальний план. Он понял: ситуация в банках настолько остра, что надо заняться ею немедленно. Нельзя, чтобы банки стали язвой экономики. Без здоровых банков не будет нормального развития. Раньше Игнатьев сомневался, что система страхования вкладов населения так остро нужна. Он полагал, что она может расслабить банки и потакать их безответственному поведению. Сейчас он убедился, что создание системы, очищающей банки и помогающей вкладчикам, необходимо как никогда, нельзя решение этой проблемы откладывать в долгий ящик. Нельзя, чтобы и впредь глава ЦБ узнавал о проблемах в банке вместе с прессой. Это ненормально. О проблемах Инвестиционной банковской корпорации Игнатьев услышал вечером, а с утра газеты вышли со статьями об этом[277], совсем не было времени на то, чтобы спокойно подумать и принять решение[278]. Нужна система мониторинга проблем, а также их решения, помощи вкладчикам. Большой запутанный клубок, и ИБК – только первая ниточка, за которой потянутся новые проблемы. Оказалось, что Геращенко уделял банковскому надзору мало внимания, был мягок. Последнюю лицензию отозвал год назад – в апреле 2001 года. И это был «Мост-Банк», который АРКО пыталась спасать несколько лет после финансового кризиса 1998 года. С трудом разрулив проблемы в банковском секторе после кризиса, предшественник не делал ничего, чтобы решить проблему комплексно. Когда Игнатьев приходил, он думал, что в первую очередь будет создавать прозрачную денежно-кредитную политику, снижать инфляцию. Теперь стало ясно, что проблем гораздо больше. Хватило бы сил и рук, чтобы их решить.

ИБК стал первым банком, у которого Игнатьев отозвал лицензию. Спустя три дня после разговора Игнатьева и Козлова ЦБ ввел временную администрацию в ИБК и уже через неделю лишил банк лицензии.

Матрица

Игнатьев даже не заметил, как докурил сигарету: какой-то миг – и в руке остался один тлеющий фильтр. Он аккуратно положил его в пепельницу и сразу закурил вторую. Глубоко затянулся и отхлебнул кофе. Тот был едва теплым, но и этого Игнатьев не заметил. Он думал, как завтра действовать, чтобы рубль не упал – или упал, но не очень глубоко. А шансы на то, что такое случится завтра, в понедельник, 27 октября 2003 года, были велики. Требовалось решить, сколько ЦБ готов потратить на поддержку курса рубля.

Политических передряг Игнатьев не любил и старался держаться от них подальше. Но, как бы он ни устранялся от их водоворота, нередко оказывался в его центре. Поздно вечером в субботу в новосибирском аэропорту был арестован нефтяник и богатейший человек России Михаил Ходорковский. Ему и его партнерам по компании ЮКОС Генпрокуратура России предъявила обвинения в мошенничестве, хищении чужого имущества и неуплате налогов. О том, что этот арест станет очередным переломным моментом в экономической и политической жизни России, когда страна уверенно встанет на путь строительства государственного капитализма, Игнатьев еще не догадывался. Но уже знал наверняка, что завтра, в понедельник, могут начаться неприятности на финансовом рынке, в том числе с рублем. Так что принять решение – как поддерживать национальную валюту, чтобы она не выскочила из заданного коридора, – надо было уже сейчас.

Игнатьев закурил третью сигарету. Дым заполнил всю комнату, стало даже пощипывать глаза, но он по-прежнему этого не замечал. Он вспомнил, когда он впервые обратил внимание на Ходорковского.

Конечно, как почти все граждане России, он отлично знал эту фамилию. Знал, что Ходорковский – молодой, амбициозный, богатый и влиятельный нефтяник и банкир. Но впервые Игнатьев пристально занялся компанией ЮКОС три года назад, когда, работая заместителем министра финансов, анализировал уплату налогов нефтяными компаниями. Игнатьев тогда заметил, что ни в одной другой отрасли налоги от разных производителей не различаются так сильно, как в нефтяной. Если пересчитывать их на единицу выпускаемого продукта, у разных производителей однотипных товаров получается обычно схожая величина. А в нефтяной отрасли все было не так: там разброс налогов, выплаченных на тонну добытой и переработанной нефти, был очень существенным[279]. Игнатьев придумал нехитрое упражнение: сравнить начисленные и уплаченные налоги на тонну объема производства. И получилось открытие: компании, производя одно и то же, платят абсолютно по-разному. Например, государственная «Роснефть» уплатила сто семьдесят семь рублей на тонну, а «Сибнефть» – лишь сорок девять рублей. Компания Ходорковского ЮКОС попала в аутсайдеры рейтинга: вдвое меньше, чем «Роснефть», – восемьдесят шесть рублей за тонну. Люди, получившие от государства крупные компании за копейки благодаря приватизации и залоговым аукционам, делали все возможное, чтобы уменьшать выплаты в бюджет. А он был тощ и нищ: ему катастрофически не хватало денег, чтобы поддерживать социальную сферу и