необходимую инфраструктуру. Перед правительством стояла задача: найти деньги во что бы то ни стало, иначе невозможно будет выполнять свои прямые обязанности – госфункции. Одна из основных проблем страны так и называлась: проблема собираемости налогов. Был даже план по повышению этого показателя. Все ведомства должны были быть озабочены повышением собираемости налогов, и в первую очередь Минфин.

А все началось с анализа закрытых территориальных образований (ЗАТО). Это так называемые закрытые города, которые появились еще во времена Иосифа Сталина – в середине ХХ века. Первые ЗАТО были атомными, там люди под большим секретом от других работали над атомным проектом, в том числе над бомбой. Их количество быстро росло, к ним добавилось несколько десятков городов, где строились ракеты, занимались изучением биотехнологий, работали над новыми видами вооружения. В ЗАТО не мог приехать обычный человек или путешественник, туда попадали только работники и члены их семей, в лучшем случае посторонние, получившие разрешение на въезд. Поскольку люди там трудились над секретными государственными проектами, у этих городов был особый статус, туда всегда перечисляли очень много денег из государственного бюджета, зарплаты были выше, чем в обычных населенных пунктах: своеобразная компенсация за секретность и неудобства. Но после распада СССР секреты закончились. В 1992 году приняли специальный закон о регулировании ЗАТО[280], а список городов даже опубликовали. Оказалось, что большая часть страны – закрытая территория: там проживало свыше 1,2 миллиона человек. После развала Советского Союза ЗАТО превратились из секретных городов в города с особым режимом управления: туда нельзя было пригласить иностранного инвестора, но можно было дать налоговую льготу российской компании. Правительство понимало, что этим городам надо как-то выживать, разрешало оставлять собранные налоги на территории и давало преференции. Не успели моргнуть и глазом, как ЗАТО превратились во внутренние российские офшоры, черные бюджетные дыры.

Многие российские компании потянулись в ЗАТО регистрировать свои «дочки», занимающиеся продажами, чтобы получить льготы по уплате федеральных налогов. Такой была и ЮКОС Ходорковского. Она торговала нефтью через компании, которые были зарегистрированы в ЗАТО или регионах с особым статусом, таких как Калмыкия и Мордовия[281].

Анализируя ЗАТО, Игнатьев впервые заметил ЮКОС. А потом, при сравнении налогов, уплачиваемых разными нефтяными компаниями, стрельнуло второй раз: опять стало ясно, что ЮКОС недоплачивает. Игнатьев составил небольшую табличку с анализом выплат нефтяными компаниями[282] и отправил свое изыскание министру Алексею Кудрину. Эта табличка наделала много шума. Нефтяники пытались опротестовать выводы Игнатьева, но тщетно[283]. Именно эта табличка из десяти столбцов стала стартом новой налоговой реформы, увеличивающей платежи в бюджет для нефтяных компаний. Хоть те и пытались доказать, что действия правительства по повышению экспортных пошлин, отмене налоговых льгот и повышение внутрикорпоративных цен, по которым предприятие поставляет нефть на НПЗ внутри холдинга, – экспроприация доходов нефтяного бизнеса и начало кризиса в экономике, ничто не помогло[284]. Именно эта табличка стала матрицей для того, чтобы потом обвинители в суде выстраивали доказательства об уклонении ЮКОСа от уплаты налогов. Когда Игнатьев расчерчивал столбцы, он и представить не мог, чем это может закончиться. Тем более он не мог вообразить, что спустя три года Ходорковского арестуют, а он будет ломать голову, как удержать курс рубля.

К слову сказать, курс, выскочив на один день за пределы тридцати рублей за доллар, надолго вернулся обратно[285]. Сколько средств ЦБ потратит на поддержку валюты в тот день, он никому не скажет. И сколько сигарет в тот день выкурил Игнатьев, никто не сосчитал.

Опять штурм

– Это же беспардонный грабеж! – Виктор Мельников сделал упор на последнем слове, растянув его на слоги: «гра-беж».

Игнатьев с тревогой смотрел на своего зама, но ничего не отвечал.

Мельников так эмоционально жестикулировал длинными руками, что, казалось, вот-вот заденет коллегу Андрея Козлова, который тихо сидел напротив.

– Сергей Михайлович, надо эту лавочку прикрывать!

И, подняв указательный палец вверх, добавил:

– Срочно!

Игнатьев поджал губы, посмотрел на понурившегося Козлова и не ответил. Мельников не мог успокоиться.

– Деньги из банка со свистом вылетают. Мы видим это по отчетности на конец дня! Нельзя же это так оставлять!

Игнатьев кивнул и наконец отреагировал:

– Слышу, Виктор Николаевич, слышу.

Мельников хмыкнул, с грохотом отъехал на стуле от стола и, ссутулившись, бросил руки на колени. Он считал, что надо срочно принимать решение об отзыве лицензии у Содбизнесбанка и введении временной администрации. С конца апреля Мельников и Козлов стали фиксировать, что из банка, по размеру капитала входящего в сотню крупнейших, со множеством вкладчиков, быстро выводятся деньги. Это потом они убедятся, что Содбизнесбанк – криминальный, а пока были только подозрения. Хотя признаки того, что банк близок к преступному миру, были явными: именно там был обналичен выкуп двух похищенных сотрудников ОАО «КамАЗ-Металлургия». Обоих заложников – мужчину и женщину – убили сразу после того, как часть выкупа – десять миллионов рублей – была обналичена[286]. Именно после этого события, произошедшего в 2003 году, Центробанк стал пристально наблюдать за Содбизнесбанком, проводить проверки. В апреле в ЦБ заметили, что из банка стали выводиться крупные суммы денег. Таких транзакций раньше у Содбизнеса не было. В апреле 2004 года ЦБ сделал первый шаг: потребовал от Содбизнесбанка приостановить на полгода привлечение средств частных лиц на депозитные вклады. Но запрет не помогал, Содбизнесбанк продолжал делать то, что хотел; противостояние с регулятором нарастало; видно было, что деньги из банка быстро выводятся.

В 1990-е годы в стране возникла новая социальная, управленческая и финансовая реальность. Тогда дележка госсобственности происходила при прямом и активном участии трех сторон: криминала, чиновников и силовиков. Криминал стал обладателем крупнейших активов, не то что теневые дельцы времен СССР. Для управления ими криминалитету очень нужны были банки. Поэтому к 2000-м годам многие из них уже были под контролем преступного мира. Два – Содбизнесбанк и «Кредиттраст» – де-факто принадлежали Александру Слесареву, известному в Москве криминальному авторитету.

Апрельское солнце освещало кабинет. Благодаря ему не казалось, что происходит что-то трагичное. Игнатьев повернулся к Козлову.

– Андрей Андреевич, вы тоже так считаете?

Козлов как будто устал ждать этого вопроса, начал отвечать до того, как Игнатьев закончил:

– Конечно, нужно! Мы и так слишком долго с ними церемонимся. Они капитал надули на три четверти[287]. Нельзя так. К тому же у них вкладчиков много. Согласен, срочно! Надо это делать срочно.

Игнатьев почти неслышно перебил:

– Как срочно?

Козлов с готовностью дал рекомендацию:

– Надо отзывать лицензию прямо сейчас, не дожидаясь окончания праздников.

Козлов и Мельников считали, что отзыв лицензии у Содбизнесбанка – дело принципиальное: надо начинать очищение финансовой системы от криминалитета. Как будто наступил час икс, жестко решался вопрос, кто кого: либо государство в лице ЦБ будет управлять финансовой системой России, либо полную власть возьмут криминальные авторитеты.

Вскоре страна праздновала День Победы. Но Козлов и Мельников хотели отозвать лицензию до торжественных мероприятий – 7 мая.

Игнатьев почти минуту молча смотрел куда-то в