Мать пристегнулась к переправе, и Рафа за секунды пристегнул мальчика, проверил крепления и направил их к реке. Мальчишка закрыл лицо руками и для верности, чтобы точно ничего не увидеть, уткнулся матери в плечо. Мать ловко перебирала руками, и, глядя на ее сильные уверенные движения, я подумала, что она, должно быть, бывшая спортсменка. Баскетболистка или волейболистка.

Я наблюдала за переправой. Рафа вдруг выпрямился, охнул и простонал:

– Еб вашу мать, что ж вы делаете, что делаете, уроды!?

Он смотрел против течения реки, в сторону пустой Красноармеевки. Спортсменка с ребенком застыла на месте. Вал высотой в полметра двигался в нашу сторону с какой-то невероятной скоростью, быстрее, чем сама река.

– Что это? – крикнула я.

– Быстрее давай, че тормозишь?! – заорал Рафа женщине на переправе.

Она судорожно, не сводя глаз с волны, мощными движениями стала снова переправляться. Антоша убрал руки от лица и смотрел туда же. Он не испугался и не заплакал, просто не понял, что происходит. На том берегу к ним побежали, протягивая руки, дед и муж, но командир отогнал их чуть ли не пинками:

– Назад, назад! Всех смоет!

Волна все-таки настигла их, когда оставалась четверть пути. Я услышала, как мать крикнула сыну: «Вдохни глубже!» – и через секунду на поверхности осталась только верхняя веревка переправы, красный карабин и сжимающая его женская рука. Мать с сыном снесло по течению, веревку дергало и болтало, и мы ничего не могли сделать. Но напор ослаб, хоть уровень воды не изменился. Из-под воды появилась вторая рука: женщина подтянулась вверх. Мальчик кашлял, мать тяжело дышала. Она рывками подтягивалась ближе к тому берегу, в одном месте соскользнула, и оба снова скрылись под водой. Но она подтянулась наверх и скоро, найдя опору под ногами, добралась до тонкого дуба, корни которого уже размывал мутный поток. Там ее и кашляющего, насмерть перепуганного мальчишку подхватили военные.

В тот же миг поток агрессивно зашумел, забурлил, вода снова стала подниматься. Мы отошли вверх на несколько метров. Вода взлетела по асфальту, коснулась моих кроссовок. Мать и сына отстегнули и повели наверх. С нашей стороны вода коснулась колес первой машины – и замерла.

– Что это было? – спросила я, когда все отдышались и стало понятно, что никто не умрет.

– Воду спустили. Из водохранилища, – сказал Рафа. – Или плотину прорвало.

– Оно же далеко.

– Не из нашего. Здесь еще одно. Напрямую километра два.

– Так а че ж мы теперь? – спросил отец.

Очень несчастный промокший старик с татуировками на руках, из переднего кармана спортивных брюк торчит паспорт в потертой кожаной обложке – сунул перед тем, как мы вышли из машины, чтобы переправиться на другую сторону. Между редкими седыми волосами, стрижеными ежиком, стекают на лоб капли, и он вытирает воду тыльной стороной ладони.

Военные на той стороне осматривали оба берега – видимо, думали, как вытащить нас. Но Рафа крикнул:

– Уезжайте! Увозите их! Продержимся до вертолета!

Не знаю, услышали ли они нас. Дождь припустил сильнее, а ветер, как пьяный, метался туда-сюда. Люди на том берегу начали неуверенно подниматься вверх, за поворот, где стоял КУНГ, то и дело оглядываясь, особенно те, кого мы успели переправить.

Река словно поняла, что обыграла нас, забурлила, закрутила водовороты, стала подниматься на глазах. Мы отступали, и река становилась опаснее, а люди по другую сторону – дальше.

Они скрылись за поворотом, а мы остались.

Как только за поворотом исчез последний спасенный, тайфун стал бушевать сильнее. Ветер рвал волосы и мокрую одежду, кидал в нас воду, будто окатывал из ведра.

– Сядем в машину, переждем! – крикнул отец.

– Прогноз на неделю ливня! – Рафу было едва слышно сквозь рев ветра и дождя.

Налетевший шквал чуть не сбил нас с ног, вода полилась в лицо. Мы присели у отцовской машины, кашляя и отплевываясь, но ветер не утихал, разошелся так, что мы не могли дышать и хватали воздух ртом. Когда порыв чуть стих, отец быстро встал, распахнул дверцу машины. Мы с Рафой запрыгнули на заднее сиденье, и отец захлопнул за нами дверь. Он стал обегать машину спереди; новый порыв застал его напротив лобового стекла. Ветер замедлил его движения, отец двигался будто мим, преодолевающий невидимую преграду. Когда он добрался до водительской дверцы и распахнул ее, туда ударил, словно в парус, следующий порыв ветра – и потянул машину вперед, к реке. Она глухо стукнулась в зад соседнего автомобиля, стоявшего у самой воды, и остановилась. Переждав порыв, отец запрыгнул в кабину и захлопнул дверь. Отряхнул воду с волос и головы, оглянулся на нас:

– Живые?

Мы промолчали. Он завел машину и включил на полную мощность обогрев.

Несколько минут мы сидели молча и наблюдали, как ветер кидает в лобовое стекло дождь и как понемногу, сантиметр за сантиметром, поднимается река.

– Прогноз на неделю – ливень. Трехмесячная норма, – повторил Рафаиль.

Отец оглянулся и вздохнул:

– Попали мы, ребята.

– Надо уходить из машины, – сказал Рафа. – Вода поднимается.

– Палатка в багажнике есть, – ответил отец.

– Большая?

– На троих хватит.

Рафа покачал головой:

– Ставить негде на таком ветрюге.

Отец оглядывался назад, но весь обзор закрывали плотно стоящие до подъема машины.

– Сбегаю посмотрю, может, кто ключи в машине бросил. И за сопку загляну.

Он дождался, когда кончится очередной порыв, и выскочил. Я оглянулась – отец бежал, пытаясь открывать все машины подряд. Начинало темнеть. Только я нашла силы, чтобы поднять голову и сказать, что надо выходить из машины, брать вещи и подниматься, как с переднего сиденья ко мне обернулась Вера:

– Спроси у него.

Она мгновенно исчезла, а я осталась сидеть, подавшись вперед, с открытым ртом.

– Что такое? – спросил Рафа, не отрываясь от подголовника.

– Расскажи, что было, – попросила я.

Он молчал. Конечно, он сразу понял, о чем я. Несколько минут мы слушали свист ветра и звук хлещущей по машине воды.

– Знаешь, тут много аварийных мостов, – произнес наконец Рафаиль.

Я вздохнула. Знакомый тон, которым люди обычно начинают нужное только им откровение. Но Рафе хотелось рассказать мне что-то, более важное для него, чем история с Верой. Поэтому я загнала свое недовольство подальше и снова откинулась на кресле, показывая, что слушаю.

– Давно уже. – Раф замолчал, пережидая очередной порыв ветра. – Лет десять назад стали рушиться. Проедет большегруз – и нет моста.

Он снова помолчал, наблюдая в зеркало заднего вида, как отец мечется от одной машины к другой. Вера снова появилась на переднем сиденье и, обернувшись, внимательно смотрела на Рафу. Я закрыла глаза, чтобы не видеть ее обрезанных волос и обломанных ногтей.