– Эй, все живые у вас? – крикнул офицер противоположному берегу.

– Все! Всех вытащили! – ответили ему.

– Раненые есть? Переправиться сможете?

– Сможем, сможем! Давайте скорее!

Люди по ту сторону реки не решались спуститься, стояли, сгрудившись, повыше отцовской машины. Они внимательно наблюдали за нашими действиями. И хотя смертельная опасность им не угрожала, все выглядели встревоженными и напуганными. Их было сорок пять. Восемь детей. Усатый прапор, не отрываясь, смотрел на внуков, мальчика и девочку, которых обнимала высокая женщина, рядом с которой топтался такой же высокий муж.

Кто-то свистнул нам с той стороны, чтобы привлечь внимание. Вояки нехотя обернулись.

– Эй, а че вертолетом не полетели? – крикнул один из мужчин.

– Ветер потому что, – ответил усатый, не отрывая взгляда от внуков.

– Чего?

– Жирно больно – за тобой вертолет присылать! – крикнул офицер.

На той стороне засмеялись, и общее напряжение спало.

Я вклинилась в круг, где обсуждали переправу. Собирались привязать веревки к единственному дереву с нашей стороны: это был молодой дуб, довольно крепкий, но он стоял на резком склоне в пяти метрах от воды. Думали подогнать КУНГ, но тут неожиданно стал материться до сих пор молчавший Рафаиль:

– Какой, еб вашу мать, КУНГ? Ну какой КУНГ? Блядь, пока вы, сука, обсуждаете, вода на палец поднялась. Цепляйте тут за дерево, а там за отбойник.

– Не выдержит отбойник, – авторитетно сказал кто-то из толпы.

– Бетонный, на рейках? Выдержит. Машины на ударе выдерживает, а этих тем более. – Рафа кивнул в сторону людей на том берегу, которые прислушивались к нам сквозь шум дождя.

Все как-то сразу послушались, пошли собирать веревки и карабины для пассажиров. Рафа распоряжался, что взять. Один из военных прикрепил другой конец веревки к ледорубу и, размахнувшись с пол-оборота, кинул на противоположный берег. Ледоруб упал всего в полуметре от воды на той стороне. Люди бросились, чтобы подхватить веревку, но командир заорал страшным голосом:

– Назад! Берег обвалите!

Все поспешно отошли даже дальше, чем стояли прежде.

Военный подтащил ледоруб к себе, снова размахнулся и кинул. На этот раз он улетел далеко, почти до первой машины, и отец подбежал и схватил его.

– Обвязать вокруг отбойника можешь? – крикнул ему офицер.

Отец коротко кивнул и стал завязывать узел. В его быстрых, хищных движениях я снова уловила повадки бывшего зэка – и отметила это просто так, для себя, не стыдясь перед остальными, как было раньше.

Вояка с нашей стороны завязал другой конец веревки вокруг дуба, проверил, насколько сильно она провисает.

– Ну, кто первый? – спросил он, оборачиваясь.

Мужчины все были крепкие, высокие.

– Давайте меня, – сказала я, и все на меня посмотрели. – Я умею переправляться. И вешу меньше всех.

– Сколько?

– Сорок восемь, – соврала я, хотя весила все пятьдесят пять.

– Давайте, правда, ее, – подал голос Рафа. – Если течением снесет, легко вытащим.

– Как переправляться, знаешь? – спросил командир, протягивая мне веревки и карабины.

– Учу подростков скалолазанию, – ответила я. – Надо переплыть и закрепиться.

Отец понял, что я полезу первой, и взволнованно заходил туда-сюда у отбойника с веревкой.

– Знаешь, как цеплять людей с той стороны?

– Знаю, но, думаю, понадобится помощь. Нужен кто-то из вас. Я не работала в чрезвычайных ситуациях.

– Я пойду следом, – сказал Рафа. – Я все умею.

– На. – Офицер сунул мне в руки подготовленную каску.

Внутри нее оказались прикрепленный коробок спичек и сложенный в несколько раз газетный лист. Я надела и подтянула каску. Рафа быстро сделал подвес, я продела в него ноги, и Рафа завязал у меня на запястье конец второй веревки, которую я должна была доставить на тот берег.

Я вздохнула и, перебирая руками, потащила саму себя по переправе. С другого берега, замерев, на меня смотрели люди. Веревка провисла сильнее, чем я думала, и я сначала по колено, а потом по пояс оказалась в довольно сильном течении. Оно сносило меня вправо, в мутной воде плыли ветки и листья, но страшно не было. Я быстро перебралась на другой берег, придерживаясь за переправу, дошла до отбойного столбика. Меня подняли на ноги. Отец вблизи казался постаревшим и перепуганным, хотя ничего особо ужасного не происходило: всего лишь авария, тайфун и размытый мост. Но тогда и я подумала: какое счастье, что он в тот момент не ехал по мосту.

Мы закрепили вторую веревку, и Рафа скоро тоже оказался на нашей стороне. Проигнорировав приветствия и благодарности, он стал коротко инструктировать людей: в каком порядке эвакуируемся, что делать.

– За час должны все перебраться, – говорил он.

Люди побежали к машинам за документами и деньгами. Когда все вернулись, Рафа первым делом стал прицеплять высокую мать с трехлетним мальчиком, невестку и внука усатого прапора. Но мальчик запросился в туалет, мать шлепнула его, он стал реветь, упал на землю и задрыгал ногами. Мать потащила его за машину, а Рафа принялся переправлять отца и дочку постарше.

Наша сторона постепенно пустела. Мы с отцом сели в его машину погреться и посушиться, но скоро вышли, потому что на берегу оставалось совсем немного народу. Переправленных на другой берег подхватывали и вели к грузовику. Просившийся в туалет мальчишка бился в истерике. После туалета он захотел поесть и попить, потом на ручки, потом с ручек. Стало ясно – боится реки. Рафа велел им с матерью сидеть рядом и смотреть, как переправляются другие, чтобы мальчик увидел – ничего опасного нет. Они сидели спиной к нам на капоте передней машины, мать то и дело показывала пальцем на переправу, на другой берег и что-то говорила, а сын закрывал лицо ручками, отворачивался от реки и плакал.

Когда мы с отцом вышли из машины, я попыталась успокоить малыша, но вызвала только новый взрыв истерики.

Последний, кто был перед этими двумя, коснулся земли на той стороне реки. Мать сказала мальчику, что пора. Он заревел. Рафа готовил переправу, подтягивал узлы и проверял карабины.

– Может, ты с ним? – предложила я.

Он неуверенно ответил:

– Даже не знаю. Если начнет истерить на переправе, мамаша может не справиться.

Но женщина твердо сказала сыну, что хватит, иначе она полезет на другой берег к дедушке и папе с братом, а он, Антоша, останется здесь один. Антоша возразил, что можно переплыть реку на лодке, но мать объяснила, что в такой дождь лодки не плавают, а переворачиваются и тонут. Она говорила неторопливо, обстоятельно, как будто у нас было в запасе минимум полгода. Рафа нервно оглядывался на линию между зеленью сопок и серебряной плоскостью воды, и я не понимала, чего он боится.