– Веснушки! О, шарман! Шарман! – причитала она, заставляя Мифэнви густо заливаться краской.

Латоя надменно фыркнула:

– И что же тут красивого?! – она крайне гордилась своей безупречной алебастровой кожей.

– О! – протянула мадам Мишо. – Веснушки сводят мужчин с ума. Это вам любая француженка подтвердит. А вы что скажете, мадам? Разве ваш муж их не любит?

Теперь Мифэнви не просто покраснела, она стала пунцовой и закрыла лицо руками. Колдер обожал ее веснушки, осыпая поцелуями едва ли не каждую из них и шепча при этом что-то про пыльцу цветочных фей. Но это было слишком интимно и слишком прекрасно, чтобы кто-либо прикасался к такому пусть даже намеком.

Поэтому она лишь закивала в подтверждение слов модистки.

Латоя усмехнулась.

– Вот не понимаю я их, этих мужчин! Вечно им нравится не то, что нужно!

– Мадемуазель Грэнвилл, как вы можете говорить подобное! – возмутилась француженка. – Мы, женщины, как цветы. Одни – яркие, другие – нежные, и каждый мужчина выбирает свой цветок. И уж поверьте, дитя мое, вы ни за что не заставите того, кто предпочитает фиалки, взять розу, сколь бы та ни была прекрасна.

Мифэнви убрала руки от лица и во все глаза смотрела на говорившую. Может быть, эта Мишо тоже из ордена?

Та, заметив удивление хозяйки замка, весело подмигнула и сказала:

– Когда-то я была цветочницей! Поверьте, очень полезный опыт для модистки! Вам бы, мадам, я предложила, – она, чуть прищурившись, посмотрела на Мифэнви, – что-нибудь нежное, например незабудки.

Мифэнви вздрогнула.

Латоя захлопала в ладоши.

– Великолепно! А мне? А мне?

– Увы, мадемуазель Грэнвилл, для вас у меня нет цветов! – мадам Мишо развела руками.

Латоя надулась.

Но мадам Мишо уже полностью переключилась на Мифэнви.

– Мадам, как я понимаю, вы неспроста заглянули к старушке Адель? Верно?

– О да, – смутившись, подтвердила Мифэнви, – у меня… у нас… намечается сегодня особенный вечер.

– Хорошо, что предупредила, – буркнула Латоя, опускаясь в кресло, что почти утопало среди вороха тканей и различных аксессуаров, разбросанных повсюду. – Стало быть, ужинаю в одиночестве у себя.

– Я буду тебе очень признательна, если ты так поступишь, – растроганно поблагодарила ее Мифэнви.

– Да ладно… Мне все равно тоскливо – Джоэл уехал, Ричард тоже.

Мифэнви стало жаль ее.

– Обещаю, завтра с утра мы пойдем на прогулку, в долине за замком много красивых мест и осенних цветов, – заверила она.

– О! Тогда я с вами! – тут же влезла мадам Мишо, до этого молча перебиравшая какие-то безделушки в своем, казалось, бездонном дорожном сундуке.

– Хорошо, думаю, вам будут любопытны некоторые из здешних растений, – многозначительно проговорила Мифэнви.

– Несомненно! Сейчас цветы в прическе – на пике моды! Одна мастерица выучила меня сушить их в буре! Не поверите – выглядят как живые, только держатся вечно! Вот хотя бы взгляните на этот обруч, – она открыла коробку, стоявшую на столике у окна, и извлекла оттуда предмет дивной красоты. По серебряному ободу затейливо расположились незабудки в сочетании с голубыми топазами. – Не желаете ли примерить? Эта хитрая штучка позволяет сделать пышную прическу и выпустить локоны. Вам пойдет!

Мифэнви радостно кивнула, сейчас она напоминала девчонку, которая впервые добралась до шкатулки с матушкиными драгоценностями.

– У меня и платье есть, – она ринулась к шкафу, быстро достала платье из тонкой светло-синей ткани. – Оно чуть великовато, но мы сейчас подгоним…

Однако Мифэнви не слушала ее, пораженная созерцанием расстеленного по оттоманке материла. Он будто тек, искрясь и переливаясь, но при этом был гладким и очень нежным на ощупь. Латоя тоже подскочила и стала щупать.

– Что это? Что за материя? – восхищенно выдохнула она.

– Кажется, что его соткали феи из лунных лучей, – не менее восторженно добавила Мифэнви.

Мадам Мишо, похоже, несказанно гордилась собой, ну и разумеется, эффектом, что произвел созданный ею наряд.

– Le tissu[11]очень дорогая и редкая. Ее делают из волокон ананаса. Говорят, на самих Филиппинах. Едва удалось достать. Ну что, станете мерить? Если решите взять – хорошо уступлю.

– Не нужно, – решительно возразила Мифэнви, – вам, наверное, пришлось здорово потратиться, купив такую ткань, да еще и платье из нее пошить – я заплачу, сколько скажете.

И Латоя поглядела на нее с завистью: себе она такую роскошь позволить не могла. И поэтому, щадя свою тонкую душевную организацию, поспешила покинуть этот оплот высокой моды и роскошных нарядов. Она решила запереться в комнате и сетовать на судьбу.

Вот уже несколько мгновений Колдер смотрел на жену, боясь дышать, не то что шевелиться. Тоненькая, в неровном свете свечей, в струящемся платье, с цветами в волосах, Мифэнви казалась нереальной.

Она же, сильно смущенная его восторгом, лишь улыбалась, покраснев и потупившись.

Легко ступая, чтобы ненароком не спугнуть эту залетевшую на огонек фею, он приблизился к ней и взял за руку.

Ее невесомая ладонь была прохладной. Пальчики слегка вздрагивали.

– Моя принцесса, – он картинно раскланялся и почти официально поцеловал ей руку, – позвольте своему рыцарю засвидетельствовать крайнее восхищение вашей неземной красотой!

Она улыбнулась нежнее, переплела их пальцы, погладила по щеке.

– Мой рыцарь – льстец и склонен преувеличивать, – тихо проговорила она, подняв голову и заглядывая ему в глаза.

– Вовсе нет, – он осторожно, обеими руками, перехватил ее ручку и прижался щекой к ладошке, – скорее даже наоборот.

Колдер нежно привлек ее к себе, и она спряталась у него на груди, чувствуя себя полностью защищенной.

– Ты обещал танец и сюрприз, – ласково напомнила она.

– Да, моя принцесса, все будет, – таинственно ответил он. – Но сначала не соблаговолите ли вы выпить со мной вина, – и, наклонившись, шепнул: – У меня коварный план на ваш счет, и я намерен вскружить вам голову.

– Ах вы негодник! – ласково попеняла она, и они подошли к столу, где Колдер разлил по бокалам искрящееся красное вино.

Они пригубили немного, а после, взяв за руку, он подвел ее к пузатой тумбочке, на которой покоился под покровом серебристой ткани некий предмет. Колдер сдернул ткань, и Мифэнви стала рассматривать странное устройство в виде плоской коробочки с раструбом наверху.

– Какое удивительное изобретение! – выдохнула она, с уважением и даже благоговением взглянув на мужа.