* * *

Я садовником родился,

не на шутку рассердился,

все цветы мне надоели,

кроме… Розы…

Роза. Ой!

Садовник. Что с тобой?

Роза. Влюблена.

Садовник. В кого?

Роза. В тюльпан.

Детская игра

Северный Уэльс, Лланруст[1], 1875 год

В музыкальном салоне играли «Колыбельную» Брамса. Арфа и металлофон, сливаясь, порождали фей сна. Те парили в воздухе, осыпая людей золотой пыльцой с радужных крыльев. И сама музыка чудилась их пением.

Ветер швырял в окно пригоршни золотой листвы, но на этом не останавливался, а, дерзко проникая на территорию людей, подхватывал листья и кружил их по паркету в беззаботном танце осени. И, неугомонный, теребил тончайший тюль занавесей, путался в волосах.

В первом ряду плакала девушка.

Золотой пыльцы, решил Пол, ей досталось больше всех: рассыпавшейся по волосам и шее, припудрившей нос и щеки, задерживающейся на кончиках ресниц. Пол, усмехнувшись, подумал: позиция у меня выгодная – и часть сцены, и первые ряды партера как на ладони.

Взгляд молодого человека скользнул ниже, отметив, что аккуратная грудь юной плакальщицы высоко вздымалась… Одета девушка была в простенькое голубое платьице. Кружевная накидка подчеркивала юность и грацию незнакомки.

Пол снова посмотрел юной особе в глаза. В них, серо-голубых, будто льдистых, дрожали бриллианты слез.

– Представьте себе – ее здесь считают чуть ли не первой красавицей! Пфф! – в голосе стоявшей неподалеку дородной дамы в ярко-синем платье, обмахивавшейся огромным веером, звучало откровенное презрение.

Пол видел эту женщину в первый раз, но сразу же определил в ней принадлежность к людям, у которых на все есть свое, непременно верное и неоспоримое мнение, и они спешат поделиться им с окружающими.

– А вы, как я погляжу, – осторожно начал он, – с такою оценкою не согласны?

– Ну конечно же! – едва ли не с возмущением отозвалась его собеседница. – Слишком худая, в веснушках, движения чересчур нервные и порывистые!

Пол хмыкнул и, взглянув на рыжеватые локоны, узенькие вздрагивающие плечи обсуждаемой персоны, ее острые лопатки, топорщившиеся под тканью платья, решил для себя, что в жизни не встречал никого прекраснее. Но свои выводы оставил при себе. Этой синей, похожей на грозовую тучу даме незачем знать, что в переполненном зале музыкального салона не существовало ничего, кроме сказочной музыки, кружения листвы и хрупкой девушки, плакавшей от восторга.

Он даже не заметил, куда делась его давешняя визави, и вздрогнул, услышав мужской голос вместо женского.

– Вижу, вы не сводите с нее глаз! – упитанному коротышке в полосатой тройке пришлось приподняться на цыпочки, чтобы шепнуть это Полу. – Здешняя жемчужина, Мифэнви Лланруст, дочь правителя. Почти принцесса. Вы представлены?

Пол отрицательно помотал головой.

– Я в Лланрусте со вчерашнего вечера, – пояснил он. – Только и успел – снять отель да отужинать. А с утра, едва проснувшись, отправился на моцион. И вот забрел сюда: дверь открыта, музыка льется, публика нарядная…

– Это – одна из причуд принцессы. Когда в Лланруст приезжает какой-нибудь оркестр – а здесь их всегда полно; да и прочие богемные – поэты, музыканты, архитекторы – так и льнут! – так вот, если приезжает кто – Мифэнви сразу приглашает их сюда, в свой салон, и велит открывать двери и окна, чтобы все слышали. Говорит, искусство – для всех. Взбалмошная девчонка.

– А я нахожу такую причуду прелестной, – улыбнулся молодой человек и протянул незнакомцу руку: – Пол Грэнвилл, к вашим услугам.

– Аарон Спарроу, очень рад, – весело проговорил тот, отвечая на рукопожатие. Руки у него, заметил Пол, были пухлые и неприятные. – Послушайте, а вы случайно не из Грэнвиллов Глоум-Хилла?

– Случайно из них.

– О! – возрадовался Спарроу, – значит, вы посланы мне судьбой! Я слыхал, в ваших местах разводят дивных козочек, которые дают отменную шерсть.

– Да, шерсть у нас и вправду отличная! А вам, собственно, зачем? Уж простите мое бестактное любопытство.

– Что вы! – Спарроу поднял руки вверх в примирительном жесте. – Это нормально. Я только приветствую любознательность в молодых людях. Редкость в наши времена: обычно молодежь ничего не хочет слышать, потому как полагают, что им и так известно все. А если вернуться ко мне, то я – коммерсант, скупаю-продаю. Такие дела.

«Спекулянт, точнее», – подумал Пол, но вслух спросил: – А что продает Лланруст?

Спарроу хихикнул:

– В основном красоты и арфы. Еще хлопок здесь добротный.

Музыка затихла, и принцесса Мифэнви поднялась, чтобы поблагодарить музыкантов. На ее нежных щеках играл румянец, а глаза еще блестели от слез.

– А вы здесь по какому вопросу? Турист?

Пол, поглощенный созерцанием своей золотистой феи, не сразу сообразил, что обращались к нему. Но потом спохватился, замотал головой:

– Нет, у меня скорее научный интерес…

– А, – протянул Спарроу, слегка разочарованно. – Но вижу, к научному у вас теперь добавился и личный.

Пол смутился и покраснел.

– Идемте, представлю вас, я коротко знаком с ее отцом: веду дела. Арфы сейчас в Лондоне в большой цене.