Возникает вопрос: а почему, собственно, Евросоюз обязательно должен принять безупречную форму? Даже если США, Великобритания, Германия, Франция или любое другое современное независимое государство в общем и целом функционирует на должном уровне, это не означает, что оно являет собой пример идеального государственного управления. У каждого за плечами имеется изрядно просчетов и ошибок, проблем и скелетов в шкафу. Совершенство, вообще говоря, планка слишком высокая, чтобы на нее ориентироваться. Уместнее изучить другой вопрос: достаточно ли оснований предполагать, что после преодоления трудностей первоначального периода ЕС будет приемлемо функционировать в качестве политического образования.

Даже если Соединенные Штаты Европы сформируются как полноценное суверенное государственное образование на территории ЕС (другой вариант – Соединенные Штаты еврозоны станут суверенным государственным образованием, объединяющим эту группу стран), есть вполне обоснованные сомнения, что они смогут хорошо функционировать как политическая единица. И качество управления этим государством, по всей вероятности, будет низким.

Во-первых, население Евросоюза приближается к 500 000 000 человек, а численность электората превышает 400 000 000 человек, тогда как в США при населении в 312 000 000 электорат составляет 240 000 000. Таким образом, Соединенные Штаты Европы станут вторым по величине демократическим государством мира, уступая только Индии с ее населением в 1 200 000 000 человек и электоратом в 740 000 000. А чем больше государственное образование, тем труднее обеспечить реальное участие избирателей в политической жизни и больше опасность, что политику опутают сети коррупции и лоббирования интересов узких групп.

Впрочем, оставим в стороне Индию как феномен единственный и уникальный в своем роде, а кроме того, она не сопоставима по уровню развития с Европой. Для сравнения нам уместнее сосредоточить внимание на Соединенных Штатах Америки. Следует отметить, что сегодня США переживают серьезнейшие политические проблемы. Явка избирателей упала до крайне низкого уровня, американцы в массе своей все больше утрачивают иллюзии относительно политики своих лидеров. А это может привести к разрушительным последствиям. Знаменательным выглядит тот факт, что политическая система США доказала свою неспособность выработать четкое решение по уровню государственных расходов и заимствований, и ситуация дошла до того, что в 2013 г. американское правительство оказалось вынуждено закрыть государственные учреждения, а страна была близка к объявлению дефолта.

Во-вторых, у стран, входящих в Евросоюз, нет единого языка. А без этого жители разных европейских государств лишены возможности смотреть одни и те же телепередачи, радиопрограммы, читать одну и ту же прессу или блоги в интернете, а также в одинаковой мере уяснять смысл политических заявлений одной и той же партии. Соответственно, трудно представить, как смогли бы существовать общеевропейские политические партии. Как заметил однажды Енох Пауэлл, европейской демократии быть не может, поскольку нет европейского демоса.

В-третьих, между странами – членами Евросоюза существуют глубокие различия в том, что касается институтов, политической культуры и исторических особенностей. Диапазон огромен – от глубоко укоренившихся демократических традиций (как в Нидерландах и Швеции) до диктатуры (примерами могут служить Германия и страны бывшего советского блока, а также Греция, Португалия, Испания и Италия) и несостоятельности государственной власти (примером опять-таки может служить Италия). Это составляет разительный контраст с США, которые на протяжении всего существования заботливо и последовательно выстраивали свои институты и политическую культуру практически с нуля, за неимением чего-либо подобного для опоры на первых порах.

Если Евросоюз образует полный политический союз и в соответствующем ключе перестроит свои институты, он приобретет нужные атрибуты, какими располагает нормальная западная демократия. Но это не решит всех проблем. Признаки разочарования в демократии отчетливо проявляются повсеместно, и, в особенности, среди недовольных европейских избирателей.

Если Евросоюз добьется полной интеграции, то вполне возможно, что глава этого формирования получит обширные полномочия, какие и не снились сегодняшним президентам и премьерам западных государств. А может, кончится тем, что в Евросоюзе установится вообще бесправительственная система, наподобие той «радости», которую вот уже семь десятков лет подряд вкушает Италия. В любом случае не исключено, что евросоюзная демократия не будет работать как положено. А это может привести к принятию неверных решений или к чему-то худшему.

Имеется один важный момент, который выходит за пределы самой механики электорального процесса. Мы на Западе прямо-таки одержимы идеей голосования и видим в ней ключ к свободе. Но она таковой не является. В Великобритании всеобщее голосование не вводилось вплоть до 1928 г., однако начиная с XVIII в. и до наших дней считалось, что независимость судебных органов и печати делает нашу страну свободной. Институты на самом деле важны, это бесспорно, а Евросоюз поступает крайне неосмотрительно и легкомысленно, когда его элиты без долгих размышлений берутся создавать институты и пытаются втиснуть страны с очень разными особенностями и историческим прошлым в прокрустово ложе общей идентичности, надуманной и неестественной.

Есть свой парадокс в том, что на импульс к интеграционизму преобладающее влияние оказывает благородная цель не допустить новых войн, которые всегда оставляли такой пагубный и памятный след в европейской истории. И что же? Сторонники полной интеграции, похоже, не дали себе труда припомнить другие, не менее тяжелые события в истории Европы, прямой причиной которых стало не что иное, как несостоятельность политической системы. Последняя и самая ужасающая из тех войн, которых мы так стараемся избежать, стала прямым следствием институциональной слабости Германии времен Веймарской республики и (не без участия демократического процесса) краха демократии. Тот факт, что в Греции набирает популярность праворадикальная партия «Золотой рассвет», навевает зловещие параллели со становлением нацизма в Германии начала 1930-х гг.

Если углубиться в историю, то ответьте мне, могли ли разразиться наполеоновские войны, если бы им не предшествовал крах старого порядка, как назывался социальный и политический уклад, просуществовавший во Франции примерно с XVI в. и до Великой французской революции?

В отсутствие четкого представления о том, какими должны быть будущие политические институты объединенной Европы; при наличии ряда аргументов, объясняющих, почему эти институты не обязательно смогут функционировать на должном уровне, а также с учетом исторического прошлого упорное стремление добиваться полной интеграции хоть мытьем, хоть катаньем, без сомнения, означает беспрецедентно рискованную игру. Ставки достигли немыслимой высоты, выше не бывает.

Исходя из того что институты Евросоюза, по общему признанию, несовершенны, зададимся вопросом, имеются ли разумные основания ожидать радикальных реформ, которые позволили бы изменить их и сделать эффективными и приемлемыми с точки зрения избирателей? И не препятствует ли реформам сама сущность Евросоюза? Если ЕС всерьез подумывает о необходимости реформироваться, то мелкие дефекты, вызывающие раздражение евроскептиков, можно было бы легко устранить и без фундаментальных реформ. Например, Евросоюз мог бы запретить абсурдное дублирование зданий и ресурсов Европейского парламента в Брюсселе и Страсбурге, дорогостоящих маятниковых переездов туда-сюда при помощи простого решения – ограничиться одним местоположением вместо двух. Кроме того, положить конец практике найма бесчисленной армии переводчиков помогло бы решение, что Европейский парламент будет использовать только три языка – английский, французский и немецкий. В качестве примера абсурдности нынешних установлений Евросоюза замечу, что, хотя подавляющее большинство жителей Мальты говорят по-английски, ЕС нанимает переводчиков с мальтийского языка на все прочие языки Евросоюза. При штате примерно в 1750 разноязычных переводчиков и 600 человек вспомогательного персонала Европейская комиссия на сегодня располагает одной из самых внушительных переводческих служб в мире.