Снова несуществующий ветер качнул пламя свечей и ламп, итерпкий запах сделался еще сильнее, он стал почти осязаемым, почтинепереносимым.

Надежда перевела дух и поднесла руку к колотившемуся сердцу.

– Я прочитала ваше послание, – начала Надежда. –Зачем же вы тогда его составляли, если не хотели, чтобы его кто-точитал? – Она растерянно замолчала.

О каком послании она говорит? В затылке у нее возникла тупаяпульсирующая боль. Что она хотела сказать? Пытаясь собрать воедино ускользающиемысли, Надежда удивленно оглянулась по сторонам. Что за необычная комната!Такая большая, такая темная... И эти зеркала, они делают комнату еще больше,искажая размеры и форму помещения. И этот странный свет, и запах, томительныйпряный запах, вызывающий смутное, тоскливое беспокойство... И что это зачеловек сидит на коврике в глубине комнаты скрестив ноги?

Худощавый мужчина с наголо выбритым черепом внимательносмотрел прямо в глаза Надежде своими темными, глубокими, выразительнымиглазами.

– Так что вы мне хотели сказать, Надежда Николаевна? –спросил он мягким, обволакивающим голосом.

– Мы... знакомы? – спросила Надежда, испытывая чувствонеловкости: этот человек называет ее по имени-отчеству, значит, они знакомы, аона совершенно не может вспомнить, кто он такой.

– Это не важно, – мягко ответил он, – возможно, мызнакомы, а возможно, и нет, вас не должно это беспокоить... Карл Иванович,проводите гостью! – Последнюю фразу хозяин произнес чуть громче, и тут жена пороге комнаты возник маленький уродливый человечек сполудетским-полустарческим лицом. К его лысому, блестящему в светеколеблющегося пламени черепу были приклеены реденькие светлые волосики. Надеждепоказалось, что она когда-то уже видела этого уродца...

Карлик взглянул на нее хитрыми маленькими глазками ипропищал:

– Пойдемте, я покажу вам дорогу, – и тут же затопалножками по коридору.

Надежда пошла за ним в чрезвычайной растерянности. Ей былонеловко от того, что она не может вспомнить, как очутилась в этой страннойтемной квартире... И еще эта пульсирующая боль в затылке, и запах, пряныйбеспокойный запах...

Она пошла за уродцем по темному извилистому коридору, вышлана лестничную площадку, Карл Иванович захлопнул за ней дверь с тяжелым звоном,и от этого звона Надежда очнулась в поезде метро. Она посидела немного,очухиваясь, и столкнулась взглядом с мужчиной напротив.

– Сейчас «Озерки» будут! – ответил он, не дожидаясь еевопроса, и добавил, смеясь: – Ну, вы и спать...

– Спасибо, – пробормотала Надежда и, сконфуженная,направилась к выходу, потому что «Озерки» – это ее родная остановка.

Подумать только – заснуть в метро! Никогда с ней неслучалось ничего подобного, иногда и хочется заснуть, да не в силах, уж такой уНадежды организм. Да еще такой сон. Неужели это был сон? Надежда яснопредставила себе человека с бритым черепом и странную комнату, как наяву,ощутила пряный запах... Ведь она точно помнит, что вышла из метро на«Петроградской»!

Уже на эскалаторе Надежда посмотрела на свои наручные часы.Она вспомнила, что из квартиры Димы вышла в тридцать пять минут седьмого. Асейчас было без двадцати восемь. Значит, она действительно просто заснула вметро, и ей приснились чудеса, потому что ни в какое другое место она бы простоне успела. Тут времени только-только дойти от Димкиного дома до «МосковскихВорот», да чистой езды пятьдесят минут. Итого получается час, остается толькопять минут, за пять минут она не успела бы выйти на «Петроградской», найти дом,поговорить со странным человеком и вернуться обратно.

«Стареете, Надежда Николаевна, скоро остановки будетепросыпать! А все от того, что голову всякой ерундой загружаете, вместо тогочтобы за домом смотреть. Небось муж и кот дома голодные сидят».

Осознав полностью эту ужасную мысль, Надежда припустиладомой что было духу и только уже у самого дома сообразила, что замерзли руки.На бегу она сунулась в сумку за перчатками и, к своему глубокому огорчению,обнаружила, что перчатка всего одна. Она подумала, что выронила ее в метро,когда спала. Перчатка была новая, кожаная, но не очень дорогая, так что Надеждарешила не расстраиваться по пустякам.

Полина Васильевна Багун открыла дверь и увидела на порогеПавла Власова. Это зрелище не доставило ей удовольствия – первого своего зятяона очень не любила.

– Здравствуйте, Полина Васильевна. – Павел постаралсявложить в свой голос побольше скорбного смирения.

– Как же это ты – и без охраны? – осведомилась пожилаяженщина, недобро сверкнув глазами. – Или на лестнице оставил?

– На лестнице, – стушевался Павел, – а вот вы зрясразу, не спрашивая, открываете – мало ли кто войти может!

– Ну, вот и вошел. А мне теперь бояться нечего, я уже все,что могла, потеряла.

– Я глубоко соболезную вам. Я ведь тоже был к Алене оченьпривязан.

– Это ты, зятек, можешь на публике так распинаться, –прервала его Полина Васильевна, – а ято все про твою привязанность знаю...Знаю, зачем ты приехал. Интересуешься, где синяя папочка находится? Боишься,что теперь, после смерти Алены, кто-то тому давнему делу может ход дать?

– Что вы! Зачем вы такое говорите? – Возмущение Власовавыглядело вполне натурально, да и скорбные интонации в его голосе были вполнеправдоподобные. – Вы никогда меня не любили, я знаю, но не будете спорить– к Алене я относился с уважением, помогал ей в меру своих возможностей. Ведь икарьеру на телевидении она сделала не без моей поддержки...

– Моя дочь всего добилась сама! У нее был талант! А если тычем и помогал ей, так не по доброте своей душевной, не из уважения к ней, какты тут утверждаешь, а все из-за той же синей папочки! Из страха за своюкарьеру, из страха за свою шкуру!

– Полина Васильевна! – Павел с трудом сдерживался, новсе же старался не сорваться на вульгарный скандал. – Полина Васильевна,неужели мы с вами будем ссориться даже в такой день? Мне казалось, что нашаобщая потеря должна если не сблизить, то хотя бы примирить нас...

– Общая потеря?! – Казалось, слова Павла только подлилимасла в огонь. – Общая потеря? Только для меня это – потеря! Для меняАлена была всем! Всем в жизни! Ради нее я в свое время отказалась от личнойжизни... Такие люди предлагали мне руку! Но я зачеркнула свою жизнь и сталажить жизнью Алены... Я все сделала для того, чтобы дать ей хорошее образование,для того, чтобы она была счастлива... Нет, никто не может понять, что япотеряла с ее смертью! Пережить единственную дочь...

Неожиданно Полина Васильевна замолчала, ненависть сошла с еелица, как краска, сменившись тихой скорбью. Она подняла глаза на Павла и тихосказала:

– Ты прав, Павел. В такой день ссориться негоже. Хотя я изнаю, что ты неискренен, что приехал сюда только из-за компрометирующих тебябумаг... Ну, да бог с тобой... Отдам я тебе эту несчастную папку. Только ободном прошу: поезжай в морг, простись с ней по-человечески. Похороны скромныебудут, я так решила. Не будет никаких торжественных митингов и прощаний. Вот,прощались уже с Каморным – и что из этого вышло?