– А потом? – тихо спросил я. Я думал о том, что Ольга была в Питере, когда я был в Москве и искал её. Даже в те годы связаться не составило бы труда. Она не захотела. Почему? Из-за того, что с ней уже не было Сашки? Или из-за Ольги?

– Потом случилась беда. Её не стало, а я… я – вот.

– Ты… уверена?

– Да, – Мария посмотрела на меня. – Более чем. Абсолютно уверена. Я не хочу это вспоминать, но я должна была тебе сказать. Ради неё. Ольга тебя любила. По-настоящему.

Я кивнул. Потом спросил:

– Сашка?

– Когда мы встретились, она его уже потеряла, – сказала Мария. – Надеялась, что он выжил. Просила меня, если вдруг она погибнет, а я выживу, найти его. Я искала. Я не нашла. Думала, что малыш погиб. Но я рада, что ты нашёл. У тебя получается встречать хороших людей… это особый дар… Тот же Бедренец – он ведь очень славный, хотя и закоснелый. – Мария посмотрела вниз. – Девушка-кваzи рядом с ним – твоя подруга, верно?

– Бывшая.

– Всё не можешь принять новый мир. – Мария улыбнулась. – Это плохо. Тебе придётся понять, что мир изменился.

– Ты всё равно чего-то не договариваешь, – сказал я.

– Я сказала всё, что тебе нужно знать. Мой совет и просьба, если угодно. Считай, что это и от меня, и от Ольги. Бери сына и вали куда-нибудь в глухомань. Когда начнётся – у вас будет шанс выжить. Это мой подарок тебе. Будет ещё два. – Она улыбнулась, пристально глядя вниз. – Но ты их откроешь позже.

– Да что начнётся, чёрт тебя возьми? – рявкнул я. – Тоже мне, пифия, туманные пророчества и страдания мирового масштаба, ни одного слова прямо! И у людей, и у кваzи есть оружие друг против друга, все боятся войны, это как ядерное сдерживание, хреново, но никто первым не начнёт! Я тебе не верю, ни в чём не верю! На кого ты работаешь?

– Ты же умный дядька, я про тебя всё разузнала. – Мария засмеялась. – Ты уже должен кое-что понимать. Боишься сложить два и два? Хорошо, скоро тебе станет понятнее, обещаю. Налей шампанского.

Она посмотрела на мобильник, кивнула.

– И побыстрее.

Я налил, пристально глядя на Марию. Чтобы рвануться вниз, к гребню крыши и дальше, к асфальту, ей потребуется чуть-чуть привстать.

Я был абсолютно уверен, что успею её перехватить.

Мария залпом выпила шампанское. Поколебалась, потом бросила бокал. Тот не разбился – покатился по крыше, помедлил на краю – и замер.

– И красивого жеста у меня не вышло, – сказала она, покачав головой. – Сваливай из города, Денис. Прошу тебя.

На горизонте чуть-чуть зарозовело.

– Восход, – сказал я.

И в этот момент у Марии зазвонил телефон.

– Удачно, – сказала она, поднося трубку к уху и глядя на встающее солнце. – Прощай, дознаватель смертных дел.

Отвечать на звонок она почему-то не спешила, только смотрела на восток.

И тут я понял.

– Брось! – крикнул я, привставая.

Телефон зазвонил второй раз.

И взорвался.

Не знаю, три грамма взрывчатки там было или больше, а если даже три – то какая именно. Взрывчатка бывает разная.

Этого заряда хватило, чтобы разнести ей голову.

Во все стороны брызнуло красным, белым, серым – всем тем, что всего мгновение назад составляло личность Марии Белинской. Тело рухнуло на крышу, будто марионетка с обрезанной ниточкой.

Грязно ругаясь, в первую очередь на себя самого, потом на пунктуального Бедренца, а лишь потом на Машу, я стянул куртку, обтёр своё лицо. Потом посмотрел на то, что было Марией Белинской.

Марией Белинской, кваzи.

Густая красная кровь пузырилась и пульсировала в разбитом черепе. Кожа медленно бледнела, приобретая серовато-голубой оттенок.

Кваzи, кваzи, кваzи!

Она выглядела как человек и вела себя как человек. Она ела мясо и пила алкоголь.

Но она была кваzи, способной управлять не только восставшими, но и другими кваzи!

Видимо, ускоренно поднимать восставших или выводить их из-под контроля обычных кваzи она тоже могла.

Я встал. Дошёл до окна, только тут понял, что сжимаю в руке бутылку. Как я её не выронил, вытираясь? Вылил остатки шампанского на руки и вымыл лицо. Наклонился над окном.

Там стояли двое с автоматами и двое в штатском.

Вроде как люди.

Хотя… теперь уже не уверен.

– Спускайтесь с поднятыми руками! – скомандовал автоматчик.

– Сам-то понял, что сказал? – спросил я. Повернулся спиной и начал спускаться.

Кондиционер в кабинете не справлялся, сидящий за столом немолодой грузный мужчина отчаянно потел и смотрел на меня с неодобрением. Может быть, ему хотелось холодного пива. Или придумать себе занятие в другом помещении, с лучшей вентиляцией. А он на работе и должен со мной возиться. Китель мужчина снял и повесил на спинку стула, но рубашка на нём пропотела под мышками и на жирном пузе.

– Симонов, значит, – печально сказал мужчина, листая мои бумаги. – Хорошие отзывы из училища… Симонов… «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины…»

– Не родственник, – сказал я скромно. Если мне попадался человек, помнивший поэта Симонова, то обычно следовала одна из трёх цитат: «Ты помнишь, Алёша…», «Майор привёз мальчишку на лафете…» или «Если дорог тебе твой дом…».

Продолжить стихи никто и никогда не пытался. Люди обычно помнят только первую строчку. Но я привык улыбаться и кивать. Я даже в ответ на «Бьётся в тесной печурке огонь…» улыбался и кивал, хотя это Алексей Сурков. Чёрт побери, я как-то даже в ответ на «Пришёл король шотландский, безжалостный к врагам…», названное стихотворением Роберта Бернса, улыбнулся и кивнул, хотя это Стивенсон в переводе Маршака, и не знать этого – стыд и позор.

– Не родственник, – сказал мужчина с некоторым разочарованием. – Симонов, чего ты в дознаватели смертных дел рвёшься? Скажи как на духу.

– Хочу принести пользу родине, – ответил я.

– Вот только не надо вещать, как на митинге, – поморщился мужчина. – Я бы тебя на повышение двинул. Ты умный парень, чего тебе с бытовухой возиться… Восставших ненавидишь? Я их тоже не люблю!

– «Мы никогда не мстили мертвецам»[8], – сказал я скромно.

– Ну так зачем тогда? Только честно!

– У меня в Катастрофе погибли жена и сын, – сказал я. – Я спасся. Я… умею выживать среди восставших. – Неполиткорректного слова «мёртвых» я старательно не произнёс. – Но своих спасти не смог. Мне надо снять эту тяжесть с души. Чтобы спать спокойно. Я должен поработать на передовой, чтобы потом идти дальше.