Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Неужели? – озадаченно отозвался Шах. – Странно. Куда же они делись? Я помню… или не помню. Не, брюхача я, ик, точно убил. Подождал, пока он замахнется дубиной, всадил меч ему в брюхо и повернул. Три раза.
– А зомби?
– Не помню, – честно сознался герой. – Наверно, тоже убил. Что-то же с ним должно было статься? Верно? Ну а раз я здесь, значит, они… того.
– Логично, – булькнул Хорин и закрыл глаза.
– Эй, – потряс его Шах. – Ты чего? Не вздумай заснуть! Я тебя никуда тащить не собираюсь… мне бы самому уйти.
– Оставь меня, Хюлл, – вяло отмахнулся имперец. – Не зуди над ухом. Я прошел испытание в Саду Лепестков и теперь могу невозбранно ходить по вечерам за пределами замка.
– Да броди ты, ик, хоть всю ночь напролет. Тока не засыпай.
– Хюлл, уйди.
– Хюлла здесь нет! – перегнувшись через стол, проорал Шах в ухо имперцу. – Здесь только я!
– А ты, – Хорин сумел разлепить один глаз и теперь отчаянно пытался сфокусировать его на чем-нибудь, кроме стоящей перед ним бутылки, – кто такой? А-а, это ты, Шах. А где Хюлл? Где мой старый добрый Хюлл?
– Понятия не имею.
– Как же… Хюлл! – Сонливость внезапно покинула имперца, прихватив с собой добрую треть наполнявших его голову винных паров. – Я должен найти его.
– Сидеть! – промычал Шах, мертвой хваткой вцепляясь в плечо начавшему было вскакивать Хорину и вынуждая того упасть обратно за стол. – Н-не тарапися!
– Но я должен бежать!
– Сначала, – неожиданно четким голосом сказал Шах, – ты должен расплатиться за вторую бутылку. Эй, хозяин!
– А потом, – с надеждой осведомился Хорин, – можно бежать?
– Можно, – кивнул Шах. – Но не бежать. Идти. Дам вдвоем. В смысле, нам вдвоем. Или ползти. Смотря, что будет лучше получаться.
– А куда?
– Хороший вопрос, – озадаченно нахмурился Шах. – Не знаю. Но! Главное сейчас для нас – суметь пойти, а куда – это уже второстепенное. Ведь, если мы выйдем отсюда, то куда-то же должны прийти?
– Логично, – кивнул Хорин, роняя на стол новенький томас.
Свежеотчеканенная монетка тут же скрылась в пухлой ладошке подоспевшего хозяина. Последний даже успел развернуться, прежде чем Шах, выпустив Хорина, заграбастал его за завязку передника.
– Стоять! – На этот раз в голосе героя не было слышно никаких признаков опьянения, зато явственно звенел металл. – А ты сиди! – рявкнул он на попытавшегося было воспользоваться предоставленной свободой Хорина.
– Что вам угодно? – пискнул хозяин.
– Сдачу нам угодно, любезнейший, – сказал Шах.
– Как раз за ней я и спешил, достопочтеннейший, – пропищал хозяин. – Богами клянусь… Рогулисом и хвостатым Ййо… здоровьем обеих дочек. У меня просто не нашлось при себе…
– Иди. – Шах разжал пальцы и, задумчиво глядя вслед улепетывающему хозяину, добавил: – Успеешь – твое счастье, ну а нет…
– К чему он должен успеть? – поинтересовался Хорин.
– К тому, что я здесь все разнесу вдребезги пополам, – весело отозвался Шах. – Ну что, попробуем встать?
В течение следующих десяти минут достопочтенные плешийградские обыватели могли наблюдать на одной из улиц своего города достаточно редкое по меркам Запустенья – да и Забугорной империи – зрелище. Два юноши, один из которых, вне всякого сомнения, был подлинным имперским дворянином, а второй – не менее явным героем, обнявшись, медленно брели в сторону городской ратуши. Зигзаги, которые они при этом выписывали, наводили на мысль, что, возможно, в подобном состоянии разумнее избирать направлением движение, перпендикулярное желаемому.
Впрочем, ушли они недалеко.
* * *
Проснувшись следующим утром, Шах решил, что он находится в борделе.
Только в подобном заведении ему до сих пор приходилось видеть огромную кровать, застеленную снежно-белой простыней, набитые мягчайшим пухом подушки и зеркало, в котором помещались плечи, а не фрагмент небритой физиономии.
Однако полностью принять эту версию герою препятствовали два факта. А именно – он валялся на вышеописанной кровати полностью – включая даже сапоги! – одетый. Вторым же фактом являлся безмятежно спящий рядом имперец, который никак не подходил под категорию обслуживающего персонала.
Одежда имперца показалась Шаху смутно знакомой.
Не желая лишний раз напрягать свою и без того жутко страдающую голову, герой сграбастал своего соседа за волосы и развернул лицом к себе.
– Ш-шах?
– А-а, – разочарованно сказал Шах, роняя имперца обратно в глубь подушки. – Хорин.
Ситуация с соседом была прояснена. Загадкой, правда, оставалась одежда, но – при наличии соответствующего желания – ей также можно было найти объяснение. Например, что впавших в сон клиентов решили не беспокоить до тех пор, пока они не обретут возможность воспользоваться затребованными услугами.
Шах очень медленно и осторожно сел. Затем еще более осторожно встал, качнулся к стене и, старательно придерживаясь за все попадающиеся по дороге предметы, побрел к зеркалу.
Зеркало было хорошее. Правда, при первом взгляде в него рука Шаха рванулась к рукояти меча, дабы рассечь пополам изготовившегося к атаке зомби, но, во-первых, на привычном – за плечом – месте меча не обнаружилось, а во-вторых, Шах все же сумел опознать собственную куртку.
Кроме того, мрачно отметил герой, вглядываясь в отмеченное тяжким похмельем лицо, большинство встречавшихся ему до сих пор зомби выглядели не в пример лучше.
Три бутылки старого фалернского к таким прискорбным последствиям привести не могли – это Шах осознавал даже в своем нынешнем тягостном состоянии. Еще раз приглядевшись к отражению, герой выбрал на куртке пятно посвежее и принюхался.
Пятно пахло спотыкаловкой. Воспоминания самого Шаха обрывались на выходе из “Старой пчелки”, но, поскольку в уважающих себя заведениях, к которым, вне всякого сомнения, относился приютивший их бордель, спотыкаловку не держали, пятно неопровержимо свидетельствовало о том, что после питейни они… продолжили.
Скрипнула отпираемая дверь. Шах осторожно – к головной боли добавились ноющие мышцы шеи – покосился в ту сторону и с трудом сдержал разочарованный вздох.
Вместо соблазнительной полуодетой красотки в комнату просочился благообразный дедок в светло-желтом сюртуке. Дедок тащил большую жестяную миску, из которой выглядывал край пушистого полотенца.
– А-а… эта… – хрипло осведомился Шах, – девки где?
Дедок уставился на него с таким ужасом, что Шах немедленно обернулся обратно к зеркалу.
– К-какие д-девки, благородный господин?
– Ну… эта… – не обнаружив на своем лице существенных изменений, Шах облегченно вздохнул и решил приписать ужас дедка недостаточно близкому знакомству с восставшими мертвецами. – Мы ведь в борделе?