— Прости, — шепчу я, когда с трудом восстанавливаю дыхание. Лежу на его груди и пальчиками вожу по широкой влажной груди мужчины. — Я сама не своя последнее время. Психую по любому поводу. Всё раздражает. Реагирую на любой звук и запах.

— Ничего, малыш, — целует меня в уголок губ. — Я всё понимаю, моя хорошая. Гормоны.

Трусь носиком о его грудь и утыкаюсь в подмышку. Запах Гриши успокаивает. Начиталась на различных сайтах, что некоторых женщин при токсикозе воротило от запаха мужа. А у меня наоборот. Успокаивает.

— До безумия сильно люблю твой запах, Гриша, — признаюсь ему. — И тебя люблю. Улыбку твою. Ум твой. Всё в тебе люблю.

Мой мужчина тихо смеётся и целует в висок. Без слов знаю, что мои чувства взаимны.

— Отец захотел устроить семейный ужин, — делюсь с ним. — Понятия не имею, зачем.

— Маленькая, твой отец просто-напросто хочет наладить с вами отношения. Попробуй поговорить с ним. Простить его.

Я вздыхаю тяжело. Как можно простить предателя?

Кидаю взгляд на часы.

— Ой, если я хочу с ним поговорить, то мне нужно ехать домой, — сползаю с кровати и быстро натягиваю одежду, которая в беспорядке валяется по всей комнате.

— Я тебя отвезу, — Гриша поднимается следом за мной.

Уже когда я выхожу из машины у своего подъезда, мужчина протягивает мне ключи:

— Ты всё же возьми. Вдруг пригодятся.

Чмокаю его в щёку, забирая ключи и бегу в подъезд.

У двери стоит девушка в чёрном пальто, которое обтягивает её круглый животик, и с сумками в руках. Улыбаюсь ей дружелюбно.

— Вы сюда? — открываю дверь и пропускаю девушку внутрь.

— Да, — улыбается растерянно, запнувшись о порожек. Подхватываю её под локоть, помогая восстановить равновесие:

— Осторожнее. Давайте я вам помогу, — киваю на сумки.

— Нет, спасибо, — натянутая улыбка. — Мне не тяжело.

— Вам какой этаж? — спрашиваю у неё в лифте.

— Седьмой.

Когда девушка направляется к нашей двери и нажимает на звонок, в голову закрадываются подозрения. Беременная. Молодая. С сумками в руках.

Дверь открывает отец и на минуту теряется, когда видит меня за спиной у девушки.

— Вы уже познакомились с Ирой? — спрашивает у меня.

— Нет, — с подозрением щурю глаза.

— Давай, дорогая, — отец забирает из рук девушки объёмные сумки и пропускает её в квартиру. — Проходи.

Девушка испуганно оглядывается на меня и заходит в квартиру, переминаясь с ноги на ногу. В коридоре за спиной отца вижу Соню, которая так же, как и я, не понимает, что происходит.

— Доченьки, знакомьтесь с Ирой. Она будет жить с нами.

— Правильно ли я понимаю, что это та самая девушка, которая позвонила маме и сообщила, что ждёт от тебя детей? — я спрашиваю холодно, смотря в глаза отцу.

— Простите, — лепечет девушка, складывая руки на груди и смотря на меня полными раскаяния глазами. — Я понятия не имела, что всё так выйдет.

— Соня, иди сюда, — протягиваю сестре руку, когда вижу слёзы в её глазах. Она сейчас белее мела. И дрожит как осиновый лист.

Сестра без возражений идёт ко мне и вкладывает ладошку в мою протянутую руку. Снимаю её куртку с вешалки и накидываю на её на плечи. Соня понимает мои намерения и засовывает ноги в сапожки.

— Счастливой семейной жизни! — пропела ехидно я и потащила Соню на выход.

— Девочки, стойте! — кричит отец вслед.

На первом этаже, набираю номер Гриши:

— Родной, ты далеко уехал от моего дома?

— Нет. Что-то случилось? Живот? — сразу всполошился он.

— Нет. Со мной и ребёнком всё в порядке. Вернись, пожалуйста, за нами. Мы с Соней переезжаем.

— Сегодня? — удивленный голос.

— Прямо сейчас, — прижимаю плачущую Соню к себе и держусь из последних сил, чтобы не начать плакать в трубку.

— Две минуты, малыш, — и сбрасывает вызов.

Соня захлёбывается плачем. А я не могу её успокоить, потому что у самой к горлу подкатывает ком слёз. Потому что поступок отца, это верх наглости и бесчеловечности. Только недавно было сорок дней со дня смерти мамы, а он приводит в дом свою беременную любовницу.

— Что случилось? — Гриша приехал быстро, как и обещал.

Мужчина смотрит на Соню, которая стоит в шортах и зимних сапогах, в накинутой наспех куртке. На наши заплаканные лица.

— Потом расскажу. Поехали домой, пожалуйста, — прошу его тихо.

Гриша кивает и садится за руль. Берёт в руки телефон, кому-то пишет сообщение и трогается с места. Прижимаю Соню к себе, в тщетной попытке её успокоить. Сестра уже не плачет, только всхлипывает истерично, рваными вдохами.

— Тише, Сонечка. Тише. Всё хорошо. Мы съедем. Будем жить отдельно. Больше ты её не увидишь.

— Как он мог? Как он мог так поступить?

— Сонечка…

— Я его ненавижу, Кать, — пустым взглядом смотрит на меня. — Ненавижу.

Я молчу. Потому что чувствую то же самое. Только прижимаю её к себе, чувствуя её нервную дрожь. Гриша кидает обеспокоенные взгляды на нас, но вопросов не задаёт.

— Катюша, ты только не волнуйся, — вдруг говорит Соня, отрывая голову от моего плеча. — Тебе нельзя волноваться, чтобы это не отразилось на ребенке.

Улыбаюсь ей и заправляю волосы за ушко. До чего же у меня прелестная сестра.

— Ничего, Сонечка, мы и без него с тобой справимся, — говорю я, прижимаясь щекой ко лбу Сони. — Пусть живёт счастливо своей жизнью, но без нас. Родит детей ему Ира, пусть воспитывает. А у нас будет другая жизнь.

— А где мы жить с тобой будем, Катя? — спрашивает взволнованно. Вижу, как румянец трогает её щёки.

— В одном подъезде с Гришей. Этажом выше, — Соня выдохнула полуоблегчённо, полуразочарованно.

В квартире оставляю её в комнате, оборачиваясь на пороге и спрашивая заботливо:

— Точно не хочешь, чтобы я осталась? Я могу сегодня лечь спать с тобой.

— Точно, — улыбается грустно. — Иди к Грише, Катюша. Он ждёт тебя.

Я прикрываю за собой дверь и застываю, когда вижу Артёма, который стоит в коридоре прямо позади меня.

— Что ты здесь делаешь, Артём? Твоя квартира этажом ниже, — шепчу я, чтобы меня не услышала сестра.

Соня                                                                                                                  

Пытаюсь уснуть, но голова болит от слёз. Ещё рано, на часах всего семь, но я не могу себя заставить чем-то заняться. Не хочется ничего. Абсолютно ничего. Голова пухнет. Мне плохо. Мне настолько морально плохо, что хочется выть. Плакать в голос, не боясь, что кто-то может меня услышать.