– Еще не опрашивали других жильцов дома, может, его и заметили. Только я не понял, ты против ревности?

– Да нет, все возможно. Просто лично меня не очень убеждает твоя версия. Знаешь, как я себе воображаю картинку? Он пришел к ней без намерения убить, но что-то произошло, что именно – не берусь гадать, однако нечто очень серьезное, не оставляющее ему выбора. И тогда он решил убрать Диану, а поскольку эта женщина ему была близка, не исключено, что и дорога, он, убивая ее, скорее злился на себя, проще – им руководило отчаяние.

– Ух ты! Откуда такие выводы? На кофейной гуще успел погадать?

– Преступления повторяются, друг мой, мотивы тоже, в мировой практике всегда модно отыскать подобное. Но я выстроил свою версию по тому, что на теле Дианы нет следов насилия, она будто прилегла и ждала, когда он ее прикончит. Значит, между ними если и была ссора, то она прошла без мордобития, без криков, которые слышали бы соседи, и кончилась благополучно. А ведь нечто случилось, это и подвигло его немедленно уничтожить Диану. Тогда он пошел в кухню, ибо другого оружия у него не имелось – заметь! Значит, он не готовился к преступлению. Он взял нож и, обманув ее... поцелуем, ласками там... нанес первый удар, а дальше его повело.

Береговой никогда не разбрасывался мнениями специалистов, так как каждый старался внести свою лепту в расследование, а предварительная картина преступления, даже если она далека от истины, иногда дает верный толчок. Послушав эксперта, он не мог не признать:

– Достаточно убедительно повествуешь, будто был там. Хорошо, учту твою версию. Осталось совсем немного: убийцу найти.

Несмотря на позднее время, Галина не спала, она перерабатывала в уме визит следователя, так и не поняв, зачем он приходил, в чем заподозрил ее с отцом. Береговой произвел на нее впечатление человека хитрого и коварного, а что за намек он сделал, когда уходил? Очень туманный. В сущности, на ней и отце вины нет, но неизвестно, что следователю втемяшится в голову и какую гадость он придумает завтра, ведь ушел он, поставив многоточие. Что его недосказанность означает?

Ее тревогу перебивал мощный храп, такими руладами с причмокиваниями отличается отец, нередко его приходится будить, чтоб повернулся на бок, иначе заснуть невозможно. Вдруг скрипнула дверь, Галина приподнялась на локте:

– Кто здесь?

– Я, я, Галина, тише.

– Валерьян Юрьевич?! Тебе чего?

– Поговорить... немного... – Он присел у нее в ногах.

– Сейчас? – изумилась Галина. – А до утра нельзя подождать?

– Нельзя. – Валерьян Юрьевич подсел чуток ближе, он тер свои колени, мялся. – Галочка... знаешь ли, днем не совсем удобно... а ночью вроде как не видно...

– Да что вы мямлите, Валерьян Юрьевич? – взяла она официальный тон. – Говорите ясней, что вам нужно?

– Ясней? То есть прямо? – И еще ближе подсел, несмотря на то, что она тормозила его своими внезапными переходами на вы. – Ну, можно и прямо, почему нет? Только пойми меня правильно, я не прохиндей, а серьезный человек, на все эти вздохи-ахи не способен, возраст уж не тот...

– У вас прямота получается ну очень кривой, – не хватило у нее терпения выслушать всю галиматью. – Вы заболели?

– Мм... да! Отчасти.

– А, так вам таблетки? Я сейчас...

Галина хотела подскочить, Валерьян Юрьевич удержал ее, взяв за плечи:

– Не-не-не, лежи, я без таблеток обойдусь, у меня здоровье, слава богу, как у слона.

А сам сжимал округлые плечи Галочки, она их начала поднимать, как будто высвобождаясь и уже догадываясь, с какой «болезнью» он приплелся к ней ночью. Но когда его рука скользнула ниже, ее начал разбирать смех, однако Галина еще держалась, лишь сделала ему замечание:

– Валерьян Юрьевич, вы меня за грудь взяли.

– Разве? Темно потому что. Извини.

– Ну, так уберите руку.

– Тебе неприятно? – поразился он, да так искренне, что Галину затрясло от смеха. – Чему ты смеешься, Галя?

– Валерьян Юрьевич, вы немолодой, женатый, как вам не стыдно?

– А чего ж стыдиться? И что значит – немолодой, какие наши годы? Зато я опытный, хочешь, докажу? Ты мне нравишься, я как будто тоже... по идее должен... Или не подхожу?

– При чем здесь – не подхожу? Да уберите же руки! Я, между прочим, тоже далеко не девочка... Да что ж это такое? Валерьян Юрьевич, отца позову. Или вы думаете, как одинокая, так все позволено? Па-па... Па!

Она чуть-чуть повысила голос, этого хватило, чтоб Валерьян Юрьевич отдернул руки, как от кипятка, после чего бросил ей упрек:

– Ну что ты сразу: папа, папа! Кто в такие дела отца вмешивает? Спит себе человек и пусть спит.

– И вы идите спать. У вас сиюминутный каприз, вы привыкли, что вам все потакают, а я не буду, понятно? Не расстраивайтесь, это не смертельно, пройдет.

– Вот тут ты ошибаешься, глубоко ошибаешься, Галина, – разволновался он. – Обычно я удовлетворяю чужие капризы, а сам не знаю, что это такое. Не веришь? Я серьезно...

– Идите, Валерьян Юрьевич, идите. По серьезным вопросам я принимаю с утра. Уходите, пожалуйста.

Несолоно хлебавши, он вернулся в комнату к Панасонику, который храпел, словно полк гренадеров, а говорят, этот недостаток свойственен тучным людям. Закинув руки за голову, Валерьян Юрьевич слышал, как Галина давится смехом, явно глуша его подушкой. Смешно ей, видите ли! Вот глупая. Но это все кокетство, женские уловки, а Валерьян Юрьевич не тот человек, который легко сдается, раз обозначил цель, он к ней придет, невзирая ни на что.

Бессонницей страдали и четверо сталкеров. После потрясений им было трудно прийти в себя, ко всему прочему следовало подумать, как быть дальше. У двери Дианы их видела тетка, притом так пристально изучала, будто запоминала, она обязательно расскажет милиции, опишет приметы, что будет?

– М-да, ребята, сворачиваться надо, – поступило предложение от Алика. – Я все думаю, хорошо ли стер наши отпечатки... Не помню! Как навесят на нас убийство...

Все прекрасно понимали, что он прав, однако Алик не получил поддержки, только Лиля через паузу с сожалением произнесла:

– Срываться с насиженного места, где к нам потянулись люди...

– У тебя есть другой вариант? – спросил Марат.

– У нее всегда есть запасной вариант, – невесело усмехнулся Алик. – Если б, Лилька, не твоя алчность и страсть к приключениям, мы бы спокойно боролись с приведениями.

– Ну, я виновата, да, – признала она. – Но ведь ее убили до нашего прихода, разве милиция не умеет точно определять время?

– Они все умеют, когда хотят, – сказал Алик. – Не даю гарантии, что захотят и в нашем случае.

– Повтори, что ты им сказала по телефону? – задал вопрос Лиле Паша.