Одним из немногих мест, где в эти часы не обращали никакого внимания на бушующую в эфире бурю эмоций, стали помещения, выделенные в здании собственно бундестага группе Sonderstab-1 — руководству спешно сформированной межведомственной кримгруппы. Интересно, что на русский язык этот неизвестно как дошедший до журналистов термин в сопровождающих выпуски новостей комментариях ошибочно перевели как «специальный штаб», хотя слово скорее означало все же «экстренный». В любом случае полицейским и контрразведчикам в эти первые часы было не до телевизионных передач, какими бы важными они ни были для судьбы Германии и всей Европы. Выходило так, что убийцам удалось скрыться с места преступления. Согласно данным, полученным при допросе по крайней мере двоих не пострадавших при взрыве свидетелей, катер начал двигаться на восток, по изгибу Шпрее практически непосредственно после так и оставшегося единственным выстрела и при этом до собственно момента попадания. Большую скорость он не набирал, но почему-то уцелевшие полицейские не сумели не то что «организовать огневое противодействие», но даже просто открыть огонь до момента, когда он ушел за изгиб набережной. Вероятно, это объяснялось простым отсутствием необходимого рефлекса, хотя формально группа полицейских эскорта считалась вполне подготовленной в необходимом отношении. Но рефлекс на преследование у них был, и двое офицеров (точнее — обермейстер и гауптвахмистр полиции) начали погоню почти немедленно после того, как осознали, что возможность оказания помощи принципалу отсутствует. Тем не менее, когда их ревущие мотоциклы вылетели на позволяющую просматривать фарватер прямую часть аллеи, людей в медленно идущем в том же направлении катере уже не было. Вся последовательность событий на короткий период времени от выстрела до картинки «пустой катер медленно движется по Шпрее» была реконструирована по секундам и проверена многократно — с этого в кримгруппе, собственно, и начали. Но факт оставался фактом: в 25- или 30-секундную паузу, в ходе которой за катером никто не наблюдал, покушавшиеся с его борта исчезли. «Никто» при этом включало многие десятки уже опрошенных непосредственных свидетелей покушения и жителей домов, выходящих окнами на набережную. За два часа после событий на Аллее Кайзерины Аугусты обращение полиции к жителям и гостям Берлина было передано по государственному телевидению трижды, а по большинству местных каналов радио — по крайней мере раз пять. В коротких, зачитываемых напряженными дикторами сообщениях, граждан просили докладывать в полицию о любых известных им сведениях, способных помочь следствию. Некоторые члены «экстренного штаба» следственной группы питали определенную надежду, что это поможет заполнить полуминутный «пробел» в реконструкции событий, — но показательно, что среди них не было ни одного профессионального гражданского полицейского. Шквал звонков, обрушившихся на многоканальные линии в последующие десятки минут, только подтвердил ожидания профессионалов: при всем разнообразии полученных сведений, о катере и тех, кто на нем находился, не было сказано ни одного нового слова.

Итак, кроме показаний самого первого ряда, то есть снятых с непосредственно находившихся на месте преступления людей, опереться пока было не на что. Хотя и это уже было неплохо — если бы нападение состоялось ночью, даже в таком никогда не спящем городе, как Берлин, число свидетелей сразу сократилось бы втрое-вчетверо. Считая, разумеется, лишь запомнивших хоть что-то и способных внятно выразить свои мысли. Как всегда бывает после террористических актов или неожиданных в цивилизованной стране уличных перестрелок, довольно заметная доля гражданских находилась в состоянии, близком к шоковому, и не была способна произнести фразу длиннее и сложнее, чем «Боже мой, какой же это кошмар».

Было известно, что в покушении участвовали два или три человека (здесь показания свидетелей расходились, распределяясь приблизительно поровну). Первым, самым простым предположением было то, что они успели уйти на набережную — скажем, поднявшись с борта катера по штурмовой лестнице. Но проведенный в ближайшие же 40 минут поголовный опрос наличествующих жителей улиц, находящихся к северу от дуги Морзенштрассе — Паскальштрассе, не дал ничего. Вдобавок и первичный осмотр обеих сторон набережной также не обнаружил никаких следов перелаза. Следующим предположением стало мнение военных членов Sonderstab о возможности эксфильтрации ассасинов водным путем. Февральская Шпрее — не подарок для любого пловца, но как теоретическую возможность это стоило рассмотреть: меткость стрельбы и неортодоксальность самой тактики нападения явно позиционировали убийц как отлично и наверняка разносторонне подготовленных людей. Уходя под водой, они могли выбрать как Шпрее (причем уже в обоих направлениях), так и сливной канал, к югу от пересечения с рекой истончавшийся до минимума и питавший систему прудов и бассейнов Берлинского зоологического сада, прежде чем снова расшириться, изгибаясь сначала на запад, а затем снова на юг. Осмотр всех пристаней, причалов и блокшивов по течению реки и канала, опрос всех сторожей и потенциальных свидетелей (вроде полицейских на мостах) должен был занять время. Но в любом случае, даже если бы он дал какую-то информацию, случившегося это изменить не могло — вице-канцлер и еще пять человек были мертвы, и с места преступления убившие их люди ушли безнаказанно.

Гораздо более многообещающим была работа как с самим катером, так и с оружием преступления. Последняя осложнялась тем, что гранатомет, уничтоживший бронированную машину вице-канцлера, не был пока найден и даже идентифицирован со сколько-нибудь высокой степенью вероятности. Его обозначение в первом же докладе как «штурмового» было пока просто догадкой. А вот работа с катером продвигалась вперед достаточно быстро, что позволило «представителю Штаб-квартиры федеральной полиции по связям с прессой» с совершенно чистой совестью ежечасно сообщать журналистам о несомненном прогрессе в ходе только-только начавшегося расследования. Сам по себе отбуксированный на полицейскую речную стоянку катер не содержал, кажется, никаких следов: ни подарочного экземпляра Корана в переплете с серебряным тиснением, ни россыпи стреляных гильз от русского «Кедра» поверх виала с плутонием. Номер на его борту был грубо, но целиком стесан, а номер на лодочном моторе (на удивление слабом для фактического водоизмещения) оказался столь же тщательно вытравлен кислотой. Последняя деталь оставляла какой-то привкус фарса — неуместного в деле подобного масштаба. Принадлежность катера была установлена за полтора часа: простым сличением регистров десятка ближайших стоянок маломерных судов с бортовыми номерами фактически находящихся на них плавсредств с последующим обзвоном собственников отсутствующих на месте единиц. Окончательное подтверждение того, что катер добропорядочного берлинца (хотя это, несомненно, еще предстояло проверить со всей тщательностью) находится фактически в угоне, было получено час спустя. Хозяин катера, чиновник одного из местных филиалов банка PSD, не посещал свой законсервированный, по его мнению, и на самом деле отсутствующий на оплаченном месте катер в течение двух полных недель. Соответственно, тот мог быть уведен со стоянки в любой день в течение этого времени. Все три сменных сторожа стоянки утверждали, что не отмечали никакой подозрительной активности на «площадке зимнего хранения» и слипе, но факт исчезновения катера из-под покрытого толстым слоем инея брезентового чехла (требующий задействования специализированной техники и довольно значительного времени) они при этом объяснить не могли. Было странно, что ассасины избрали столь сложный подход — угнать катер, не находящийся на воде, с законсервированным, снятым и хранящимся отдельно мотором, — но к этому решили обратиться отдельно и потом. Дело раскручивалось слишком быстро, чтобы можно было выделять время на отработку не имеющих сиюминутного значения деталей. Буквально через несколько часов выяснилось, что та же невезучая стоянка менее месяца назад стала жертвой неудачного проникновения то ли воришки, то ли не контролирующего себя наркомана. А может быть, даже и проще: просто наркомана, ищущего, что бы украсть. Как и в описанном выше случае, сторожа речной стоянки или продолжающие звонить в полицию горожане не оказали практически никакой помощи следствию, — вся информация была получена прямым анализом изначально имеющихся в архивах полиции файлов.