Хоть с ними всегда находился кто-то из взрослых, Эмили не прекращала время от времени бросать взгляды в сторону окна, выходящего на задний двор. Неторопливо потягивая вино и ведя светские разговоры с гостями, она смотрела, как ее девочка, лучезарно улыбаясь, играет со своими друзьями.

Ей уже пять лет…

В жизни дочери наступал новый период – совсем скоро она пойдет в подготовительную школу. Эмили плохо помнила себя в ее возрасте, но точно знала – столько друзей у нее никогда не было: ни в детском саду, ни в начальной школе, ни в старшей. Все переживания, связанные с самостоятельностью, которая могла обернуться для Оливии отчуждением ото всех, не оправдались. Эмили сама не раз была свидетелем общения дочки со сверстниками. Присуще ли детям уважение? Она не знала, но только так – уважением – могла назвать то, что увидела. Оливия мало того, что не избегала общения с другими детьми, – она, напротив, являлась той, на которую все остальные могли положиться: никому не отказывала в помощи, успокаивала тех, кто плачет, стыдила тех, кто этого заслуживал. Будучи не самой старшей в группе, Оливия проявляла себя не по-детски взросло.

И вот, через месяц настанет новое испытание – школа, пусть и подготовительная. Справится ли она? Смотря на эту маленькую непоседу, у Эмили не оставалось сомнений.

Справится. Определенно справится.

Это будет нелегко, – опускала она себя на землю, – в первую очередь – для Оливии, но Эмили верила, что, прикладывая те же – а может и большие – усилия, она поможет Ливи вырасти такой девушкой, что не растеряет нынешние качества, а то и многократно их приумножит.

Заметив через окно взгляд мамы, Оливия остановилась и, улыбаясь, помахала ей. Эмили помахала в ответ.

Уже пять лет!..

***

Солнце заходило за горизонт, когда ушли последние гости. Эмили истощилась как физически, так и морально. Хотелось тишины, покоя, чтобы не было никого, кроме самого близкого человечка рядом – Оливии. С ней ей всегда легко. С тех пор, как Ливи начала посещать детский сад, Эмили часто оставалась в одиночестве, потому и время, проведенное вместе с дочерью, становилось вдвое, втрое ценнее. Сидеть дома, пока ее нет, стало невыносимо. Она начала задумываться о том, на что потратить свободное время, которого, к слову, было не мало. Первое, что пришло на ум, – научиться водить автомобиль. Необходимость в этом появилась почти сразу, стоило Оливии пойти в детский сад – их обеих до места подвозила Джессика. И пусть тогда даже думать о покупке машины было глупо (Эмили по-прежнему жила за счет Марка), желание самостоятельно возить дочку, проводить с ней наедине еще одну часть дня побудило к следующим шагам.

Эмили как бы заново становилась взрослой и самостоятельной. Сначала получила водительские права, затем занялась поиском работы, так как не хотела полагаться только на благотворительность со стороны Марка и родителей. Со вторыми она успела несколько раз серьезно повздорить на эту тему. Мама рассчитывала, что Эмили вместе с дочкой переедут в Россию, но та сразу высказалась против. Эмили ни под каким предлогом не собиралась возвращаться, потому и говорила первое, что приходило на ум: Оливия не знала русского языка, здесь у нее полно друзей, а что будет там – неизвестно. Эмили откровенно защищалась дочерью в этом вопросе, но все слова и мысли были искренними. После долгих споров родители сдались и продолжали навещать их раз в два месяца.

Когда Эмили занялась поиском работы, она ограничилась одним направлением – музыкой. Способность играть, словно чудо, вернулась, и теперь почти каждые вечера заканчивались небольшим выступлением у кровати дочери. Для них обеих это стало ритуалом, означающим, что день завершился хорошо. Эмили боялась, что одна и та же мелодия приестся и потеряет свою значимость, и старалась подбирать что-то новое. Вот только многие из тех композиций, которые она когда-либо играла и которыми восхищалась, казались ей неподходящими для детского восприятия – слишком будоражащие, даже, возможно, пугающие. Когда Эмили об этом задумалась, на ум пришел рассказ Марка о Хлое, что пренебрегала классическим исполнением. Эмили, когда-то считавшая, что классика должна оставаться классикой и ни в коем случае не подвергаться изменениям, решила переступить свои принципы и попробовать подкорректировать мелодии таким образом, чтобы их звучание стало достаточно нежным для детского слуха. Задача была не из легких и требовала серьезных репетиций. Эмили начала заниматься на первом этаже, пока Оливия, будучи еще младенцем, спала наверху. Вновь этот прилив сил. Вновь это трепетное ожидание. Вновь чувство значимости от каждого движения смычка. Ее не ждал полный концертный зал. Не ждали громкие овации. Но теперь все действия казались значимей, чем когда она выступала с оркестром. Всего один слушатель – а сколько ответственности! Сколько желания угодить! Она не могла подвести ее и играла так, как не играла ни перед кем и никогда. Одно выступление важнее другого. И вид этой маленькой девочки, полный восторга, – вот истинная награда!

Эмили подавала объявление об обучении игры на виолончели на дому, но затея провалилась. Популярностью пользовалось фортепиано, к которому Эмили прикасалась разве что при уборке. Когда Марк узнал, что к Эмили вернулся талант, то предложил как-нибудь сыграть дуэтом. И тогда, когда он был дома, они исполняли композиции для фортепиано и виолончели, что приводили в восторг, как самим исполнителей, так и слушательницу, что сидела в детском стульчике.

– Давай, я свяжусь со своими знакомыми? – спросил он, когда Эмили поделилась своими мыслями о работе.

– Прости, – покачала она головой, – но я откажусь. Я не смогу сейчас полностью отдаться выступлениям. Да и эти многочасовые репетиции, гастроли…

– Подожди-подожди, раскатала губу, – смеясь, остановил Марк. – Я говорю не про оркестр. Я работал со многими талантами, которые сейчас довольствуются небольшими концертами в городе. Коллективы разные, выступления тоже. Мне кажется, это неплохой вариант, учитывая твое нежелание отдаляться от Ливи.

Он видел ее насквозь. Эмили не сомневалась, что если немного поднажать, войти в колею, то возвращение на большую сцену не заставит себя ждать. Однако это также бы и означало, что с дочкой она будет видеться куда реже. На это она пойти не могла. Хотя слова Марка вызвали интерес. Она задумалась.

– Спасибо, Марк, но не стоит.

– Почему?

– Представь, как это будет выглядеть со стороны: ты договариваешься с кем-то, меня принимают, но не из-за моей игры, а потому что этот «кто-то» – твой знакомый. Я не хочу, чтобы ко мне предвзято относились.

– Эмили, – сказал Марк, – ты знаешь мое отношение к набору новичков?

– Да, – кивнула она, непонимающе, – знаю.

Его строгость и требовательность касались не только репетиций перед важным концертом, но и любого этапа жизни оркестра. У многих не хватало терпения выдерживать напор, и они вынуждено покидали коллектив, но даже к тем, кто остался, требования не смягчились, если не повысились.

– Так вот, представь, что есть кто-то, кто еще более серьезен, чем я.