— По-моему, она вообще не меняется, — усмехнулся Шаран. — Кто был «крысой», тот «крысой» до конца дней своих и останется. И наоборот. Ты правильно сделал, что выставил Василевского вперед.

— Знаю! Но хватит болтать, иди к Сарчиму, я доложу о принятом решении Лавричу и выйду к Кочуру. Тогда и начнем синхронное выдвижение.

— Понял. До встречи в прекрасной, богатой и цветущей деревне Гала?

— Да, Гнат. Когда-нибудь она вновь будет и богатой, и цветущей, только без русских, евреев, мадьяр, поляков и прочего мусора. Когда здесь будут жить украинцы.

— Так ты же сам русский!

— Это мне отец фамилию подарил, он был полукровка, но с русской фамилией, мать же с Западной Украины, я уже подал бумаги и скоро получу документы на Георгия Шмеля.

— Ясно. Пошел я.

— Удачи.

— Взаимно.

Шмелев связался с ротой.

— На связи! — ответил командир.

— Лавр! Шмель!

— Да понял я, что Шмель! Говори!

Шмелев просто доложил о принятом решении.

Федор Лаврич, ярый нацист, прадед которого лично знал Степана Бандеру и даже обретался где-то в его окружении, выслушав взводного, сказал:

— Решение утверждаю. Действуй, Шмель!

— До связи, Лавр!

— Давай! Ни пуха!

Шмелев не стал посылать Лаврича к черту. Тот шуток не понимал совершенно и мог отреагировать непредсказуемо. Он забрал автомат и двинулся ко второму отделению, которое перешло ближе к роще. Ровно в 3.35 основная часть банды карателей начала обходной маневр.

Середин и Шрамко осмотрели полуразрушенный дом. Место, с точки зрения обзора подступов от дороги и реки, идеальное, вот только ненадежны сохранившиеся стены и балки перекрытия в большой комнате, где имелись два окна. Вернее, два оконных проема, ни рам, ни тем более стекол в частично уцелевших домах Галы не было. Не было и ни одного целого дома.

Середин прошел к оконному проему:

— Обзор отсюда изумительный. Дождь кончился, все поле до дороги просматривается.

Шрамко сел на непонятно как оказавшийся в комнате ящик из-под водки.

— Интересно, сдал нас Щербина?

— Он вряд ли, вот только главарь банды карателей, которых Кучеренко вывел в овраг, наверняка понял, как было дело и что твой зам не брешет.

— А это значит, скоро взвод роты «Буг» придет в гости.

— Их двадцать рыл, если считать водителя «шишиги» и главаря. Нас двое. Расклад не в нашу пользу.

— Будь на твоем месте другой, никакого отряда не потребовалось.

— Будь на моем месте другой, вообще ничего не было бы.

— Тоже верно.

— Смотрю, Диман, настроение у тебя хреновенькое, — заметил Середин, глядя на Шрамко.

— А какое оно может быть? Ведь теперь я предатель своей страны, хотя, сам знаешь, не предавал.

— Неужели ты думаешь, что Кучер планировал только меня взять?

— А кого еще?

— Да он бы и тебя подставил. Взять офицера ополчения — это хорошо, но мало. Другое дело, и офицера взять, и предателя в собственных рядах разоблачить. А именно предателем заведомо планировал Кучеренко тебя выставить. Более того, он все представил бы так, что ты вышел на меня, дабы сдать вам свой пост и уйти на нашу сторону. А он такой крутой, разгадал замысел противника. Так что, Диман, СБУ держало бы нас до трибунала в одной камере. Но меня еще могли обменять, а вот тебя нет.

— Да ну все к черту! А ведь мне оставалось служить меньше двух недель.

— Ситуация изменилась, и в ВСУ ты уже не служишь.

— Но не надейся, что я перейду на вашу сторону.

— Да мне без разницы, перейдешь или нет. Черт, я же дал отсрочку переговоров с заместителем. Да и с комбатом надо бы поговорить. Ты посмотри пока за местностью.

Шрамко перешел к проему, а Середин отошел к стене и достал портативную радиостанцию.

— Второго вызывает Первый! Как слышишь?

— Я — Второй! Ну, наконец-то, я не знал, что и думать.

— Все нормально, Второй.

— Где ты?

— Недалеко. Посмотри на карту, поймешь, где.

— Да я уже понял. Ты в безопасности?

— Ну, если не считать, что метрах в двухстах банда карателей в двадцать рыл, то в безопасности.

— Тебе известно точно, где находится эта банда?

— Известно.

— Дай координаты, наводчик Рубко поработает по базе из пушки БМП.

— А вот теперь слушай меня внимательно. Что бы ни происходило там, где я нахожусь вместе с другом, огня без команды по противнику не открывать.

— Да меня уже комбат предупредил. И приказал выяснить, где ты, твой друг и в порядке ли вы.

— Он на базе?

— Нет, ближе, на соседнем объекте.

— Так я смогу и по рации достать его?

— Можешь, если он не ушел в «обратку», но до утра вряд ли уйдет.

— Понял!

— Послушай, Первый, двадцать против двоих — это слишком много.

— Я же сказал, ни во что не вмешиваться, нести службу на блокпосту в режиме боевой готовности «Военная опасность». Но не более. Мы как-нибудь разберемся тут. Выходить будем на второй объект, как только убедимся, что отход возможен.

— Понял! Я рад, что ты жив.

— А я рад, что ты рад, но все, Второй, до связи!

— До связи!

Середин, переговорив с заместителем, вызвал командира батальона, особо не надеясь, что тот ответит в столь поздний или ранний, для кого как, час. Но подполковник Черненко ответил:

— Остов!

— Я — Заслон-3!

— Середин?

— Я.

— Живой?!

— И невредимый.

— Где ты находишься, сказать можешь?

— Лишь то, что недалеко от поста.

— Понятно. Шрам с тобой?

— Со мной.

— Он не хочет поговорить со мной?

— Сейчас узнаю. — Середин отставил рацию и спросил у Шрамко: — Диман, с училищным ротным поговорить не желаешь?

— О чем?

— Значит, не желаешь, так и передам.

— Постой! — остановил друга Шрамко. — Поговорю, все ж он не последний человек в нашей жизни.

Роман передал Шрамко рацию, сам занял место у проема. Никакого движения в поле у оврага не заметил. Часы показывали 3.02.

— Я, командир, — сказал в рацию Шрамко.

— Ну, здравствуй.