Олег уже спускался вниз, я догнал его. Мы сбежали по склону к тропинке, потом начали подниматься к пещере. Вот и она…

В пещере все еще клубилась пыль. Вынув платок, я сложил его вдвое и прижал к лицу, Олег последовал моему примеру. Подсвечивая фонариками, мы начали медленно продвигаться к святилищу мага.

Больше всего я боялся, что вот-вот из пыльной темноты перед нами появится Харам. Но этого не произошло: мы вышли к подземному озеру, оно оказалось на треть завалено рухнувшими камнями. Тоннель, по которому мы собирались пройти к пещере, был полностью погребен под завалом.

— Да, неплохо рвануло… — уважительно произнес Олег. — Ты молодец.

— Стараюсь… — тихо ответил я. — Мне кажется, ему конец. Ну что, пошли назад?

— Пошли, — согласился Олег.

Обратно мы шли гораздо быстрее — и рюкзаки полегчали, и двигались теперь под гору. Был ли я рад гибели Харама? Даже не знаю. Вряд ли я мог прямо винить себя в его смерти — этому человеку просто не повезло, он оказался не в то время и не в том месте. Но какой-то неприятный осадок в душе все-таки остался, его не могли заглушить даже мысли о том, что все наши неприятности закончились — кем бы не возомнил себя Виктор, без Харама он никто. Наших совместных сил хватит на то, чтобы разобраться с ним, не доводя дело до крайности. Еще побежит от нас, поджав хвост…

Уже в густых сумерках мы вышли к разбитой дороге, по которой днем вывозили лес. Хотели было заночевать поблизости, но нам повезло — мимо ехал «Урал», который и подбросил нас до одного из ближайших сел. Но и на этом удача не отвернулась от нас — вместе с заезжими ростовскими спелеологами мы уже ночью добрались на их автобусе до Черкесска. Переночевали в гостинице и рано утром выехали в Ставрополь.

Увы, билеты нам удалось взять только на послезавтра. Настя заметно нервничала, ей никак не удавалось дозвониться до Ольги — телефон был отключен. Мы с Олегом не разделяли тревоги девушки, считая, что самое сложное для нас уже позади.

— Может, поехали куда-то с Катькой, — заявил Олег, когда мы все вчетвером собрались в гостиничном номере девушек. — А связи там нет.

— Может быть, — вздохнула Настя. — Но мне как-то не по себе. Такое ощущение, что мы что-то упустили.

— Послезавтра все выяснится, — заверил ее я и попытался перевести тему разговора на что-нибудь иное. — Скажи, почему ты сама смотрела на Харама, а нам не разрешала?

— Он бы мог почувствовать ваш взгляд, — пояснила Настя.

— А твой нет?

— Мой нет. Я смотрела на него, но почти не фиксировала его вниманием. Лишь касалась, едва заметно.

— А пояснить можешь? — попросил я. — Поподробнее?

— Наше восприятие определяется нашим вниманием, — ответила Настя. — Даже не так… — Она слегка поморщилась. — Помнишь, мы говорили о воле и о центре воли? Если ты как следует занимался созерцанием, то мог уловить связь взгляда и живота — было у тебя такое?

— Даже не знаю, — пожал я плечами. — Вроде бы нет.

— Значит, ты просто упустил этот момент. Следующий раз, занимаясь созерцанием, попробуй исследовать момент фиксации взгляда на созерцаемом предмете. И ты поймешь, что фиксация осуществляется не глазами. Что есть нечто, находящееся за взглядом или работающее параллельно с ним. Это и есть воля: энергетические нити, выходящие из центра воли в животе. Фиксация осуществляется именно волей. Умение удерживать лучик, нить воли на заданном объекте называется вниманием. В обычной жизни мы просто не отмечаем этих тонкостей, потому что пучок из сотен нитей, выходящих из центра воли, хаотично скользит по окружающему нас миру, постоянно переключаясь с объекта на объект. Это можно сравнить с пучком щупальцев, постоянно ощупывающих мир. Какой-то пучок этих нитей можно назвать центральным, взгляд обычно связан именно с ним. То есть куда направлен этот пучок, туда направлен и взгляд. Первична именно воля, взгляд же следует за ней. Главное здесь заключается в том, что взгляд не может зафиксировать того, что до этого не захватила воля.

— То есть? — не понял я. — Хочешь сказать, что без воли мы не будем ничего видеть?

— Именно. Можно сказать, что именно воля создает окружающий нас мир, определяет то, что мы воспринимаем. Когда ты созерцаешь, твое внимание сосредотачивается на созерцаемом объекте, поэтому остальные лучики воли начинают понемногу отключаться. Наступает такой момент, когда остается некий минимум нитей, их хватает только на то, чтобы поддерживать настройку на этот мир. Этот момент известен как ОВД — остановка внутреннего диалога. Ты просто смотришь вовне, не анализируя то, что видишь. Именно в этом состоянии ты и можешь почувствовать, как работает воля. Просто замечаешь, что взгляд цепляется за что-то, и тут же понимаешь, что это не взгляд, а что-то другое. Ты заметишь, что можешь двигать глазами, взгляд послушно скользит из стороны в сторону. Но воля по-прежнему держит созерцаемый предмет.

— Значит, ты смотрела на Харама, но не фиксировала его волей?

— Почти не фиксировала. Если воля совсем теряет контакт с предметом, он просто исчезает. Ты можешь смотреть на него, но не видеть. Сергей, например, мог манипулировать волей. Он был способен исчезнуть прямо посреди комнаты, при этом оставался в ней — мы просто его не видели. Каким-то непонятным мне пока образом он отводил наше внимание, нашу волю в сторону, в результате выпадал из сферы восприятия. На Харама я смотрела краешками глаз, находясь в состоянии ОВД. У него не было шанса меня заметить.

— Это интересно… — задумчиво произнесла Лена. — Знаете, я никогда особо не интересовалась магией. Мне казалось, что это что-то очень плохое. То, от чего лучше держаться подальше.

— Лена, так оно и есть, — за Настю ответил Олег. — Будь у меня выбор, я бы даже сейчас сбежал от всего этого. Занимался бы фотографией или еще чем-нибудь. И был бы счастлив.

— И сердечко бы не ныло от тоски, да? — с милой улыбкой осведомилась Настя.

Олег усмехнулся. Посмотрел на меня, потом перевел взгляд на Лену.

— Знали бы вы, сколько мы в свое время обо всем этом спорили. И ответу меня все тот же. — Он снова посмотрел на Настю. — Да, я сбежал бы даже сейчас, будь у меня шанс все забыть. Знаю, что такой ответ недостоин мага, но что есть, то есть. Просто когда я оцениваю, чего достиг за все эти годы, когда вижу, какая чудовищная пропасть лежит между тем, что нужно, и тем, что у меня есть, мне становится страшно. Даже не страшно — тоскливо, печально. Я понимаю, что выбрал путь, пройти по которому не смогу. Мне не хватит времени, сил, способностей. — Олег опустил глаза. — А что может быть хуже дороги, конца которой тебе не увидеть однозначно? Это как путник в пустыне — у него полупустая фляжка с водой, впереди тысяча километров пути по раскаленным пескам. И ни единого шанса на спасение.

— А может, фляжка все-таки наполовину полная? — не согласился я.

— Просто у тебя пока не иссяк оптимизм, — ответил Олег. — Ты еще во что-то веришь. А я уже нет. Уверяю тебя: пройдет пяток лет, и ты будешь понимать меня гораздо лучше, чем сейчас.