Однажды в океане поднялся шторм. Он бушевал три дня и три ночи. К концу третьего дня, когда уже стемнело, Стив заметил в волнах нечто похожее на плот. Что бы это ни было, оно зацепилось за риф и не могло приблизиться к берегу. Стив позвал остальных, у Русского был бинокль, и он разглядел, что на бревнах кто-то есть, хотя, может быть, ему показалось. Спускалась темнота, но ничего не изменялось — кто-то или что-то на плоту не подавало признаков жизни, плот не сдвигался ни на дюйм с рифа.

Русский решил сам сплавать к рифу и помочь тому, кто был на плоту, перебраться через риф. Однако он не учел силы прибоя. Вблизи рифа он был настолько силен, что невозможно было не то что бы выйти в открытый океан — даже приблизиться к рифу.

Ситуация новая для искателей приключений, которые прикидывают, как они будут высаживаться на необитаемый остров, как жить там, как они с него потом «слиняют». Все это кажется им достаточно простым, основная же проблема видится в другом — что они там, на острове, будут делать?

Между тем уплыть с острова достаточно очень трудно — ты оказываешься в настоящей ловушке, а если удалось выбраться за зону прибоя — обратной дороги через риф может уже и не быть — а на острове какая-никакая, а все-таки жизнь!

Русский раз за разом упорно плавал к рифу, но не мог достичь его. Ему никто не помогал, но он и не просил. Лодки у них не было, да и она бы здесь не очень помогла — только если с веслами или мотором.

Луна была полная, туч не было, ветер разогнал все тучи, потому плот все время был хорошо виден. Русский все плавал и плавал к нему, как будто сдавал нормы ГТО, но не достигал.

К восходу он совершенно обессилел и упал на берегу. Ребята унесли его в дом, привели в чувство. До плота он так и не доплыл.

К концу следующего дня начался штиль. Но в зоне рифа все равно была волна, которая могла бы разбить лодку или судно, но до рифа все-таки можно было добраться. Русский встал и добрался. Вернулся он с ношей: с трупом молодой женщины. Она, видимо, спаслась с какого-то корабля, хотела причалить к острову, но течение у рифа не позволило сделать ей этого. Плот оказался разбитой лодкой. Женщина умерла совсем недавно, смерть еще не коснулась ее.

Ее похоронили здесь же, на берегу. Русский еще раз сплавал до обломков лодки и нашел там сумочку женщины. Потом, когда они все выбрались с острова домой, он нашел ее семью и передал им свою находку. Оказалось, женщину звали Ольга. Она была русской.

Но на острове никто не знал ее имени, т. к. документы, обнаруженные в сумочке, сильно размокли, и невозможно было разобрать, что там написано. Ее похоронили под именем Джейн. Крест так и стоит на берегу, если только какой-нибудь особенно свирепый шторм не унес его в своей бесчеловечной, бессмысленной ярости.

Но если вода унесет его, останется еще камень. Его приволокла на берег наша команда, и Йохо вытесал на нем слова, как он только он один это умел тесать камень:

Что это за слова и почему Русский настоял, чтобы Йохо выбил именно их, мы не знаем (это слова на могиле Роберта Льюиса Стивенсона, который написал «Остров Сокровищ», сам никогда никуда не плавал, а лежал, прикованный тяжелой болезнью к кровати с детства).

Русский коллективизм, а есть ли он? То, что мы наблюдаем в реальной действительности, опровергает его существование. Стоит ли говорить о русской общине, о коллективном сознании, если сегодня ничего этого нет? Или есть?

Нам придется не рассказывать о русском коллективизме, а доказывать его существование. Попробуем сделать это, исходя из предположения, что он — есть.

Итак, представим, что русский коллективизм — существует. Тогда должны быть и несколько пар архетипов. Рассмотрим их.

Русский коллективизм и нелюбовь к себе

В ряду странных и необъяснимых, с точки зрения западного человека, качеств русских есть такое поведение, которое демонстрирует то, что мы назвали бы жертвенностью. Мы вдруг ни с того ни с сего приносим себя в жертву ради общего блага. Примеров тому масса, хочется знать — почему? Представителям других наций не свойственно проявлять подобное усердие в служении коллективу, которое могло бы привести к гибели самого индивида. В некоторых культурах вообще не принято жертвовать собой или своими интересами… тогда как сотня русских встала бы под пулемет. Люди гибнут, но не становятся жертвой добровольно. Есть и нации, представители которых, как и русские, способны к жертве, но исходя из определенных принципов и убеждений, а не по неизвестным причинам.

Например, в основе жертвенности евреев лежат религиозно-мировоззренческие причины. Так, при штурме Мосады римскими легионами горстка евреев оказалась запертой в пещере, из которой был только один выход — под меч. Тогда между ними было решено покончить свою жизнь здесь, в пещере, чтобы не подвергаться издевательствам людей, которые только внешне напоминали их, но внутри были «монстрами», прикасаться к которым уже было грехом. Но, поскольку самоубийство — это тяжкий грех, запертые в пещере решили убить друг друга — то есть совершить грех, но менее тяжкий. Так и случилось. Математически ясно, что должен был остаться один, который заколол предпоследнего и которого закалывать было уже некому. Он и поведал миру эту историю.

Жертвенность же русских не может найти объяснения, особенно имея в виду их наплевательское отношение к коллективу вообще. Но если мы рассмотрим коллективизм и нелюбовь к себе в паре — все становится на свои места, для жертвенности есть не только внешний, но и внутренний мотив — негативное отношение к своей ценности в мире.

Русский коллективизм, монологичность и маскулинность

Что дает связка этих трех архетипов? Правильно, это армия!

Армия играла в жизни русских важную роль. В последнюю войну мы проявили себя как народ-воин, победив даже воинов «от природы» — германцев (так считали римляне, которые тоже были воинами от природы, но сломали о германцев зубы. Только у германцев женщины дрались, как мужчины, на поле боя.). Получалось, что у русских то же отношение к войне, как и у арийцев, и хотя таковыми мы не являемся. В этой войне русские проявили себя, как настоящие арийцы, как будто бы носители германского духа войны, если под германцами понимать и саксов, и бриттов, и немцев — те племена, которые шли севером Европы из степи.