Итак, они пока еще не собирались ее убивать и даже увечить, несмотря на все, что она здесь натворила. А значит, надо ждать. Может быть, ее, в конце концов, отпустят или представится еще одна возможность для побега, который окажется более удачным, чем два предыдущих? Она устало усмехнулась и подумала, насколько сейчас это звучит нереально. Но с другой стороны, ведь всегда что-то бывает завтра, всегда все рано или поздно заканчивается и появляется нечто новое…

Катя уже задремала, когда вдруг за окном почудился скрип снега. Прямо у окошка стоял «жигуленок», которому, наверно, не хватило места в гараже. Чьи-то ноги, обутые в коричневые ботинки на меху, протопали к машине, хлопнула дверца, и прямо в лицо Кате из выхлопной трубы ударила вонючая струя дыма. Щели в окне оказались не такими уж огромными, и потому не весь дым попал в Катины «апартаменты», но тем не менее в подвале еще минут пятнадцать было почти невозможно дышать.

Освещения не было, и потому с наступлением ранних зимних сумерек Катя не видела ничего вокруг на расстоянии вытянутой руки. Ночью становилось немного лучше, – когда включали фонари во дворе, снег блестел настолько ярко, что, подойдя вплотную к окну, можно было бы даже читать, только вот читать-то было и нечего…

Прошел один день. Трижды появлялся охранник, заставляя ее отходить в дальний от двери угол и поворачиваться лицом к стене; ставил на пол поднос с едой и удалялся.

Рацион стал намного скуднее, сегодня ей принесли только бутерброды и сырую воду в пластиковых стаканчиках (никаких столовых приборов, даже пластмассовых), и разумеется, никто не предложил принять ванну или выпить горячего чая, хотя в подвале было чертовски сыро, и в перспективе весело замаячил ревматизм.

«Жигуленок» снова с утра подрулил к окну, отравляя своими миазмами ее и без того несладкое существование. Машина остановилась так близко, что при желании можно было, высунув руку из окна, дотянуться до той штуковины под задним бампером, за которую цепляется буксировочный трос. Катя не могла вспомнить, как же она называется. Но даже если бы и вспомнила, что толку? Как использовать эту возможность? Если б не было решетки, еще можно было бы что-то придумать, а так – бесполезно…

Или не бесполезно?!

Катя еще раз оглядела свое убогое жилище.

Конечно, провод! Толстый алюминиевый провод в матерчатой оплетке.

Катя энергично, но тихо принялась отдирать его от стены. Хорошо хоть проводка оказалась внешняя, с расковыриванием бетона голыми руками, пожалуй, справиться удалось бы через пару лет. Ну да ничего, она и так обломала все ногти, вытаскивая гвозди, которыми он был прибит. У нее было чертовски мало времени. Во-первых, менее чем через час «жигуленок» уедет, а во-вторых, если охранник, придя вечером, обнаружит следы ее трудов, то провод у нее отберут и обмотают вокруг шеи: прощай, свобода!

Наконец, дело двинулось быстрее, ногтями пришлось выковырять только первые два гвоздя, дальше Катя уже просто дергала за провод, и гвозди сами выскакивали из стены.

Смеркалось. Катя оценила, сколько времени ей понадобится, чтобы оторвать всю проводку, и поняла, что не успеет. Кое-как распутав зубами и ногтями оплетку, она принялась ломать проволоку. Наконец, у нее в руках оказался приличный, в два метра, кусок. Катя стащила сапог и каблуком ударила по стеклу, одновременно громко закашляв, а заодно утешая себя мыслью, что под дверью подслушивать некому, затем вынула его по треснувшим частям.

А вот и дыра в этой штуковине под бампером. Как же она все-таки называется? Катя сложила провод пополам и, продев его в отверстие, примотала к решетке. Интересно, воровали цемент здешние строители или нет? И насколько больше нужной пропорции в раствор добавили воды и песка? Иногда даже столь пагубная привычка может оказать кому-нибудь неоценимую услугу.

Все, теперь осталось только ждать. Катя считала время про себя. Примерно через семь минут появились коричневые ботинки, хлопнула дверца, заработал мотор, и пахнуло дымом. Но сегодня этот дым был для Кати слаще запаха роз. Машина взвыла, но осталась на месте. Решетка тоже.

Господи, неужели не получится?!

«Жигуленок» взревел с новой силой. Водитель, наверно, решил, что просто пробуксовывает в снегу, потому слегка сдал назад, чуть не въехав багажником в стену, и затем снова рванул вперед. Решетка тоже поддалась, но узел, который с таким трудом скручивала Катя, расходился на глазах. В результате «жигуленок» отвязался и умчался прочь, увозя на хвосте обрывок провода.

В отчаянии Катя изо всех сил принялась расшатывать решетку, и та в конце концов вывалилась наружу. Слава богу, значит, воровали все-таки цемент!

Фонари еще не зажигали, и, выбравшись во двор, Катя укрылась в глубокой тени дома. Раздался звук шагов: кто-то услышал шум. Катя затаила дыхание, но ее невероятно грязный, но все же светлый свитер на фоне темной стены мог выдать ее с головой. Охранник-джигит подошел к подвальному окошку и, наступив на решетку, смачно выругался.

– Эй, сука, ты где? Лучше сама выходы, нэ то… – Он щелкнул предохранителем и, держа пистолет в вытянутой руке, пошел прямо на Катю. Она, прижавшись к стене, стала медленно отступать и чуть не вскрикнула от неожиданности, когда наткнулась на что-то спиной. Но это оказалась всего лишь водосточная труба, и на конце ее висела восхитительная длинная и толстая сосулька.

Охранник, услышав треск ломающегося льда, направил пистолет на звук, Катю он по-прежнему не видел и сделал шаг вперед. Катя, подняв над головой и обеими руками обхватив свое, в прямом смысле слова, холодное оружие, бросилась навстречу, вкладывая в удар все свои силы, изрядно подорванные многодневной и бесполезной борьбой.

Сосулька врезалась охраннику в лоб и сломалась, буквально разодрав кожу над бровями. Он вытаращил глаза от удивления и, глухо охнув, судорожно прижал руки к окровавленному лицу и свалился наземь. Катя ногой отшвырнула упавшее оружие в сугроб и побежала.

Она неслась вдоль гладкого высокого забора, тщетно высматривая если не лестницу, то хотя бы какую-нибудь бочку или ящик, с которого, подпрыгнув, можно было бы ухватиться за верхний край забора и перебраться на ту сторону, но двор был девственно пуст. Охранник, потративший некоторое время на поиски пистолета, отставал. Прижимая руки к израненному лбу и размазывая рукавом темную кровь, заливавшую глаза, он ковылял следом, оставляя на снегу неровную красную дорожку.

Катя наконец добралась до ворот, но и они оказались заперты. Сваренные из листов толстого железа, ворота были еще укреплены приваренными крест-накрест кусками швеллера. Катя принялась карабкаться наверх, судорожно хватаясь руками за обжигающе холодное железо. Она уже добралась до перекрестья и, последним усилием подтянувшись на руках, перебросила ногу на свободу, когда охранник, обливаясь кровью, выполз из-за угла и поднял пистолет, стараясь целиться ей в руку или ногу. Но он практически ничего не видел, а Катя уже нависла над воротами.

Ждать больше было нельзя, и он выстрелил.

«Почему сердце всегда чувствуют грудью и никогда – спиной?» – успела подумать она.