Валерия повернула ключ в замке – на пороге ее встретил громкий рев, сопровождавшийся выстрелами. Бабуля обожала детективы и спокойно относилась к сценам секса и насилия. Когда Валерия вошла в гос-тиную, она нажала на пульт. Наверное, это был видеофильм, иначе бабуля не прекратила бы просмотр.

Не проявив никакого интереса к приходу внучки, она пожаловалась:

– Не слышу и половины из того, что говорят. Бормочут что-то. Хуже американцев.

– Теперь так играют, бабуля. Естественно – как говорят в жизни.

– Крупно повезет, если хоть слово разберешь. Звук прибавлять бессмысленно – только хуже. И все время стараются снимать в ночных клубах, где темно, как в могиле. Нет, старые фильмы Хичкока были лучше. «В случае убийства набирайте «М»[21] – я бы и сейчас его посмотрела. Там каждое слово слышно. Тогда еще знали, что такое хорошая дикция. И почему операторы не могут крепко держать в руках камеру? Они что, пьяные?

– Это интеллектуальное кино, бабуль.

– Вот как? Для меня слишком интеллектуальное.

Телевизор для бабушки был развлечением, утешением и страстью. Ей почти ничего не нравилось, но от этого она смотрела его не меньше. Валерия иногда думала, что телевизор удобный объект для разрядки бабушкиной энергии. Она могла критиковать текст, поведение, внешний вид и дикцию актеров, политиков и экспертов, не боясь возражений. Иногда внучку удивляло, что к себе бабушка относится совсем не критично. Выкрашенные в совершенно немыслимый рыжий цвет волосы, обрамлявшие семидесятипятилетнее лицо, кожа которого преждевременно обвисла и покрылась глубокими морщинами, выглядели смехотворно, а узкая, выше колен юбка только подчеркивала костлявость ног в старческих пятнах. Но сила духа бабули всегда вызывала восхищение Валерии. Она знала, что они союзники, хотя не слышала от нее слов одобрения или любви. Вместе они справлялись с агорафобией и депрессией матери, хождением по магазинам, готовкой и работой по дому, оплатой счетов и прочими ежедневными делами обычных людей. Мать съедала поставленную перед ней еду, но не проявляла никакого интереса к тому, как она оказалась на тарелке.

А теперь еще эта история с Кенни. Когда брату дали срок, мать взяла с нее обещание, что бабушка ничего не узнает, и Валерия держала слово. Но это затрудняло походы в тюрьму. Ей удавалось посещать Кенни лишь дважды в неделю, и то каждый раз выдумывая разные предлоги вроде встречи со старой школьной подругой, которые казались неубедительными ей самой.

– Думаю, ты сейчас пойдешь на свидание, – сказала бабушка. – А как насчет магазина?

– Заскочу в супермаркет на обратном пути. В субботу они работают до десяти.

– Надеюсь, с этим тебе повезет больше, чем с предыдущим. Я знала, что он тебя бросит, как только поступит в университет. Так всегда бывает. Да и ты не проявила достаточно характера, чтобы его удержать. Нужно быть решительнее, дорогая. Мужчины это любят.

Бабуля в молодости была просто огонь и точно знала, что любят мужчины.

Как и следовало ожидать, бабушка отнеслась к известию об убийстве спокойно. Она редко проявляла интерес к неизвестным ей людям и давно решила, что Полет-Корт – это мир внучки, слишком далекий, чтобы в него вникать. Настоящее убийство, особенно незнакомого человека, блекло перед яркими, неистовыми образами, подстегивающими ее воображение и вносящими в жизнь возбуждение, которого она так жаждала. Она редко встречала Валерию вопросами о проведенном дне, о коллегах и разговорах, которые те вели. Но в данном случае равнодушие пришлось кстати, потому что вскоре на лестнице послышались неспешные шаги матери, и новость все равно нужно было сообщить.

Миссис Колдуэл провела плохой день. Занятая своими горестными мыслями, она слабо воспринимала то, что ей говорили. Смерть незнакомки не могла произвести сильного впечатления на человека, живущего в постоянном аду. Валерия знала, что произойдет – цикл был предсказуем. Врач увеличит дозировку лекарств, на какое-то время мать выйдет из депрессии, тут на нее обрушится реальность произошедшего, и тогда снова начнутся волнения, тревоги, возвращение к старой мысли – насколько хорошо было бы Валерии найти работу по соседству, не ездить далеко, рано приходить домой. Но до этого дело еще не дошло.

День медленно тащился к вечеру. В семь часов, когда бабушка и мать сидели перед телевизором, Валерия вылила из картонной коробки морковный суп и, завернув в фольгу блинчики с мясом, поставила все в духовку. И только, когда все поели, она вымыла посуду, а мать с бабушкой опять расположились в гостиной, она вдруг поняла, что ей надо делать. Нужно пойти к Нотонам. Гарри сейчас уже дома. Она должна посидеть с ним и Маргарет в их уютной кухне, где так часто бывала в детстве, забегая к ним по дороге из воскресной школы, – там ее угощали домашним лимонадом и шоколадным печеньем. Сейчас ей были нужны утешение и совет, которые она не могла получить дома.

Домашние не стали ее задерживать. Не отрывая глаз от экрана, бабушка только сказала: «Не приходи очень поздно». Мать даже не оглянулась.

Четверть мили она прошла пешком, никакого смысла ехать на машине – дорога хорошо освещена. Улица, на которой жили Нотоны, хоть и была вблизи Линни-лейн, очень от нее отличалась. Гарри все-таки многого добился. Все в «Чемберс» звали его Гарри, и Валерия тоже про себя так его называла, но в разговоре всегда обращалась: мистер Нотон.

Супруги, похоже, ее ожидали. Маргарет Нотон открыла дверь и прямо втянула девушку в холл, заключив в жаркие объятия.

– Бедное дитя. Входи скорее. Какой трудный день для вас обоих!

– Мистер Нотон дома?

– Да, уже больше двух часов. Мы на кухне – убираемся после ужина.

На кухне аппетитно пахло мясной запеканкой, на столе лежал недоеденный яблочный пирог домашнего приготовления. Гарри загружал посудомоечную машину. Он уже сменил офисную одежду на слаксы и домашний свитер, и Валерия подумала, что в этой одежде он выглядит иначе – гораздо старше. А когда он выпрямился и встал, опираясь на посудомоечную машину, она увидела перед собой человека, очень постаревшего со вчерашнего дня, и почувствовала острый прилив жалости. Они перешли в гостиную, и Маргарет внесла поднос с тремя бокалами и бутылкой полусладкого хереса, который нравился Валерии. Чувствуя себя как дома – в тепле и уюте, Валерия поделилась с супругами своими тревогами.

– Эти двое – полицейские инспекторы – были очень добры. Теперь я понимаю, они просто хотели расположить меня к себе. Не помню и половины того, что им наплела – конечно, о Кенни и о том, как ненавидела мисс Олдридж, но не убила ее. Я никого не могла бы убить. И еще передала слухи о том, что мисс Олдридж может стать главой «Чемберс» и последствиях этого избрания. Не надо было этого говорить. Надо было помалкивать. Не мое это дело. Теперь я боюсь, что мистер Лэнгтон и мистер Лод узнают, что я болтушка, и уволят меня. И я не буду на них в обиде, если они так поступят. Не понимаю, что на меня нашло. Всегда считала, что на меня можно положиться. Ну, вы понимаете – в том смысле, что не стану болтать лишнего, буду помалкивать о том, что говорят в «Чемберс». Этому меня научила еще мисс Джастин, когда я впервые пришла в коллегию. И вы, мистер Нотон. Вы тоже мне это внушили. А я все выболтала полиции.