— Понятно, — сказал Денис. — Значит, о том, что каждый четверг ваш муж пропускает с сослуживцами рюмочку-другую, вы знаете. А скажите… после этих пьянок, по четвергам, он часто не возвращался домой?

Блондинка вульгарно хохотнула.

— Да считай что никогда не возвращался. Зачем ему? Они ж там все пьяные. А где пьянство, там и разврат. Отоспится у какой-нибудь дешевой шлюшки, а на следующий день домой. Трезвый как стеклышко.

— Интересное у вас ко всему этому отношение, — пробормотал Денис.

— А мне что? — пожала плечами Елена Яковлевна. — Главное, чтобы деньги домой приносил и детишек не обижал. Слава богу, у нас их пятеро. А все остальное… — Она махнула рукой. — Мужик потому и мужик, что кобель.

Виленкина стряхнула пепел, подняла глаза на Грязнова, слащаво улыбнулась и неожиданно спросила:

— Чаю с коньяком хотите?

— Да нет, спасибо, — поспешно ответил Денис. — Мне пора.

Блондинка, продолжая ласкать Дениса вульгарной улыбкой, пожала плечами.

— Ну как хотите. А то смотрите… Фимы, может, сегодня вообще не будет. Может, наведаетесь вечерком? Бог даст, я еще чего-нибудь вспомню. А вы потом…

— На этот случай я оставлю вам свой телефон, — резко оборвал ее Денис.

Он вынул из кармана визитку и положил ее на край дивана.

— Если ваш муж объявится — пусть позвонит мне, хорошо? Это в его же интересах.

— Ладно, — вздохнула Елена Яковлевна, — передам.

— Спасибо.

Денис быстро поднялся с кресла, быстро вышел в прихожую, быстро переобулся и, не сказав больше ни слова, покинул квартиру супругов Виленкиных.

Лицо его было красным от ярости.

Зелек Александрович Шустов проснулся в три часа ночи. Его разбудил мелодичный, но от этого не менее противный перезвон телефона.

Шустов включил настольную лампу, посмотрел на часы и сердито проворчал:

— Черт знает что. До утра подождать не могли?

Он снял трубку и молча приложил ее к уху.

— Зелек, — раздался в трубке голос Леонидова. — Зелек, это ты?

— Я, я, — нехотя отозвался Шустов. — Что-то случилось?

— Случилось, дорогой, случилось.

Голос у Леонидова был усталый и хрипловатый. Зелек провел ладонью по лицу, как бы прогоняя остатки сна, и спросил:

— Расскажешь? Или по телефону нельзя?

— По телефону нельзя, — ответил Леонидов. — Я звоню из машины. Через пять минут буду у тебя. Одевайся.

— Ты один? — встревоженно спросил Шустов.

— Нет. Со мной Кирилл.

Шустов собрался задать следующий вопрос — дескать, что это вы делаете в машине с Кириллом в три часа ночи, но не успел. Леонидов задал свой вопрос первым.

— Послушай, — сказал он, — у тебя есть лопата?

— Лопата? — Пальцы Шустова, сжимающие телефонную трубку, побелели. Н-не знаю. Надо посмотреть в гараже.

— Ладно, — устало сказал Леонидов, — жди.

В трубке раздались короткие гудки.

— Черт знает что, — вновь проворчал Шустов. — Три часа ночи. В машине. Да еще и с Ремизовым. Что там у них могло случиться? И… — На душе у Шустова стало нехорошо. — …И зачем им лопата?

В открытом багажнике лежало что-то массивное и темное. Кирилл достал из кармана маленький фонарик, размером с авторучку, и посветил на лежащее тело. Лучик фонарика выхватил из тьмы желтое худое лицо, небритый, резко обозначенный кадык…

— Хватит, — резко сказал Зелек Александрович.

Кирилл послушно потушил фонарик.

— Как это произошло? — произнес Зелек Александрович хриплым, севшим от ужаса голосом.

Стоявший рядом Леонидов хмыкнул.

— Мы решили его немного потрясти. По поводу Озеровой и… и вообще. Но твой любимый ученик перестарался.

Даже во тьме Шустов увидел, с какой злобой и ненавистью блеснули глаза Юлия Семеновича, когда он покосился на Ремизова.

Шустов повернулся к Кириллу:

— Зачем ты это сделал?

— Да хватит вам, — махнул рукой Кирилл. Голос у него был как у обиженного ребенка. — Не собирался я его мочить. Тряхнул чуть сильней, чем нужно. Кто же знал, что он такой слабый?

— Значит, это было случайно? — недоверчиво спросил у парня Шустов.

— Конечно, случайно. Я ведь не садист.

Леонидов опять хмыкнул.

— Ладно, — сказал он. — Хватит риторики: случайно — не случайно… Какая теперь разница? Лучше скажи, куда мы это денем?

При слове «это» Леонидов легонько кивнул подбородком в сторону лежащего в багажнике Виленкина.

— М-да… — Шустов взъерошил ладонью волосы. — Что делать?.. Может, позвонить Мазаю?

— Нет, — отрезал Леонидов. — Мазай мужик хитрый. Помочь-то он, конечно, поможет, но после этого мы все трое будем у него в кармане.

— Да уж, — подтвердил Кирилл. — С такого крючка нам соскочить не удастся.

— Никто не должен об этом знать, кроме нас троих, — добавил Леонидов.

Они помолчали.

— Может, посадить его в машину и сбросить с какого-нибудь оврага? предложил Шустов.

— Не получится, — хмуро ответил Юлий Семенович. — Он был не на машине. Иногда его отвозил домой мой шофер. Но обычно забирал с собой кто-нибудь из гостей…

— А где сейчас твой шофер?

— Дома, — махнул рукой Леонидов. — Дал ему денег на тачку и отгул на два дня… Послушайте, у меня есть идея получше. Поедем за город и закопаем его в каком-нибудь лесочке. Подальше от дороги.

— А если грибники? — тихо спросил Шустов.

— Значит, закопаем его в том месте, где нет грибов. И как можно глубже. Ты сказал, что у тебя в гараже есть лопата…

— Не знаю, — зябко поежился Шустов. — Надо посмотреть. Может, и…

Где-то хлопнула дверь подъезда. Шустов замер на полуслове.

По асфальтовой дорожке, ведущей от подъезда во двор, застучали каблуки. Звук шагов гулко разносился по пустому ночному двору.

Шустов почувствовал, как напряглись Леонидов с Ремизовым. Он просто физически ощущал, как от Леонидова исходят густые, тяжелые флюиды страха. Зелек Александрович читал об этом в книжках, но считал, что это всего лишь образ, метафора. Теперь он понял, что страх имеет физическое воплощение, что у него есть плотность и запах… Шустов понял, что Леонидов боится. Боится, может быть, даже больше, чем он сам, и только положение большого босса не позволяет ему тут же со всех ног пуститься наутек.

«Вот тебе и железный Юлик», — с мрачным удовольствием подумал Шустов.