«Тамбовская губерния. Настроения крестьян в связи с декретом об изъятии церковных ценностей неудовлетворительно. В одном селе Елатомского уезда комиссия по учету церковных ценностей была разогнана крестьянами. В другом селе крестьяне совместно с духовенством постановили убить председателя комиссии по изъятию церковных ценностей. Духовенство и кулацкие элементы ведут усиленную агитацию о недопустимости изъятия ц/ц. В Липецком уезде выносятся постановления о том, чтобы собранные ц/ц сдать патриарху или образовать специальную комиссию, которая произведет обмен ц/ц на хлеб и распределит хлеб среди голодающих. Распространяются провокационные слухи о том, что ц/ц будут распределены среди коммунистов».

«Новгородская губ. Отношение к изъятию церковных ценностей со стороны масс враждебное. Выезжающих на места представителей комиссии по изъятию церковных ценностей не допускают к работе».

«На паровозоремонтном заводе Подольского уезда[41] среди рабочих ведется агитация контрреволюционного характера по вопросу об изъятии церковных ценностей в пользу голодающих».

2/15 марта, предчувствуя возможность кровавых столкновений верующих с атеистами, патриарх Тихон выступил в газете «Известия ВЦИК» с разъяснением позиции Церкви в деле изъятия православных святынь из храмов и выразил надежду, что «комиссия при ПОМГОЛе для ликвидации пожертвованного церковного имущества отнесется с должной осторожностью к самой ликвидации».

Но представители ПОМГОЛа были лишь ширмой кампании по уничтожению Православной Церкви, руководили которой (конечно же секретно) члены особой военной комиссии во главе с Л. Д. Троцким, закоренелые враги христианства, большинство из которых даже по рождению принадлежали к инославным вероисповеданиям.

Когда рабочих завода Гужона вдруг оторвали от работы, они гадали: паек привезли или уже два месяца задерживаемую зарплату? И каково же было огорчение, когда поняли, что их гонят на митинг. Заводская столовая, раз в день поддерживающая в них жизнь, оказалась увешанной плакатами, уже примелькавшимися на московских улицах:

«Церковное золото — голодающим».

«Голодающим детям Поволжья церковный народ должен во имя Христа дать хлеб, а не камень».

«Пусть службы совершаются в деревянных чашах и холщовых ризах, как в старину!»

Лектор, поднявшись из-за покрытого кумачом стола, облепленного партийными активистами, сорванным до хрипоты голосом принялся выплескивать «в массы» затверженные на инструктаже в комиссии по антирелигиозной пропаганде фразы:

— Товарищи рабочие! Храмы, где произносятся слова о любви к ближнему, полны золота и серебра. Их несли туда купец-толстопуз, фабрикант, дворянин и помещик, наживавшиеся на эксплуатации трудящихся. Где сейчас эти ценности?.. Рабоче-крестьянским правительством они переданы, как сказано в декрете об отделении Церкви от государства, во временное пользование группам верующих. И вот, когда стоны голодающих разнеслись по всей России, решено было отдать им церковное золото…

— Нам самим жрать нечего, — перебил лектора звонкий голос. — Если зарплату сегодня не дадите — бастуем.

Угрюмое море рабочих вдруг ожило, заволновалось, отчаяние и гнев выплеснулись наружу:

— Паек почему сократили?!

— Ребята, да, может, они наши денежки с девками прокутили?!

— До Ленина дойдем, а свое получим!

— Товарищи рабочие! — Лектор вскинул ладошку, и люди немного приутихли, надеясь, что хоть сейчас он скажет путное слово. — Проявите сознательность и не перебивайте меня. Я же как раз и пытаюсь объяснить, кто виноват в отсутствии денег и продовольствия…

Всколыхнулись вновь, поняв, что толку от пришлого оратора не будет. Начался стихийный митинг, на котором постановили: бастовать, пока не будет денег.

Страна вымирала от голода, и рабочих интересовало одно — как прокормить свои семьи.

Члены комиссии в комиссарских тужурках устремились к алтарю, к Царским вратам, вход в которые всем мирянам, кроме императора, воспрещен. Коленопреклоненный священник умолял не разорять храм, копивший свое богатство веками, оставить в покое святыни, без коих невозможно богослужение.

— Чашку пожалели, — пылая коммунистическим гневом, укорял батюшку безбожник, — а еще христианами называетесь. Да ведь эта чашка спасет жизни десяткам голодающих!

Спасет ли? И почему вы, комиссары, вспоминаете о голодающих только когда приходите грабить храмы, не отдаете на нужды погибающей России реквизированные автомобили, огромные оклады, специальные пайки? Почему у вас прислуга, выезды за рубеж на лечение, шубы и бриллианты для комиссарш?..

Священник отказался помогать святотатцам — сами грабьте.

— Вы не подчиняетесь декрету! — злобятся каиновы дети.

— Я подчиняюсь Господу нашему Иисусу Христу.

В бездонные ящики сваливают и напрестольный крест, и дарохранительницу, священные сосуды. Драгоценная риза с Казанской иконы Божией Матери не влезает, молодой безбожник надавил ногой, смял ее — вошла — радостно сообщил:

— Почитай, телега хлеба есть. А сколько таких «Матерей» по России — до коммунизма хватит прокормиться.

Прихожане пели:

— Дщи Вавилоня окаянная! Блажен, иже воздаст тебе воздаяние твое, еже воздала еси нам…

И понимали слова псалмопевца на новый лад:

«Комиссаровы дети, опустошители! Блажен тот, кто воздаст вам за то, что вы сотворили с нами и с нашим храмом…»

Все теснее становилось в оскверненных и разграбленных российских церквах — оголодавшие люди уповали только на Бога.

Все золото и серебро Церкви свозили в Москву, и оно оседало в Государственном хранилище. Документы о награбленном церковном имуществе пестрят однотипными записями: «Оценка предварительна и неточна».

Самые голодающие губернии просили Москву разрешить оставить у себя хоть немного золотишка, чтобы без промедления закупить хлеб и спасти своих голодающих. Ответ центра был один: все в Москву, все в Гохран. Часто прихожане предлагали выскрести из своих амбаров последние запасы зерна и отдать их властям, лишь бы родному храму вернули священные реликвии. Но из Кремля, из комнаты № 54, где заседал марионеточный президиум ЦК ПОМГОЛа, шли ворохи одинаковых телеграмм в губернские исполкомы: «Замена церковных ценностей хлебом и другими продуктами недопустима».

Со всей обнищавшей за годы коммунистического владычества России стекались в Гохран драгоценные ризы особо чтимых икон и украшенные бриллиантами старинные архиерейские митры, серебряные паникадила и подсвечники, золотые кресты и чаши. Церковное достояние в течение нескольких лет продавали за рубеж, и вряд ли хоть одна живая душа толком знала, какой процент от вырученных денег пошел на помощь голодающим, а какой — на нужды Красной Армии, секретные расходы ГПУ и поддержку Коминтерна.