Тишина в кабинете настолько раскаленная, что воздух уже потрескивает.

– Редактор. – Энрико произносит это с таким выражением, будто речь идет о запретном имени Богини Смерти. – Редактор рубрики, эта Соня Шакка, в заметке ниже предложила читательницам ответить на статью. – Даже слово «читательницы» в исполнении Энрико звучит угрожающе и обещает расправу. – Вани, она призвала их к оружию. – Он откашливается.

Так и слышатся отголоски демонического хохота.

В комнате царит давящая атмосфера, полная мрачных предчувствий. Будто Энрико с Риккардо ждут, что с минуты на минуту дверь в кабинет слетит с петель и внутрь ворвется армия разъяренных амазонок. Хорошая метафора ближайшего будущего Риккардо. С нарочито раздражающим безразличием пожимаю плечами.

– Подумаешь. Выпустите пресс-релиз, где Риккардо объявит, что это его бывшая девушка так ужасно пошутила, – предлагаю я.

– Ты прекрасно знаешь, что мы не можем! – Рык Энрико звучит так, точно его оборотень покусал.

Верно.

Не могут.

Потому что, если Риккардо скажет, что кто-то написал статью за него, в абсолютно идентичном стиле и настолько явно его словами, все поймут, что он пользовался услугами призрака пера.

Он или притворится, что в самом деле написал все сам, или вызовет подозрения, что этот текст – не единственный, под которым он просто поставил подпись. А даже тень сомнения, как Риккардо заявил в своем сообщении, в том, которое я уже выучила наизусть, пока оно нескончаемым кошмаром крутилось в голове, для него слишком большой риск.

Какое прекрасное сообщение.

Особенно та часть про лазейки в контракте, в котором, как же там было? «Больше дыр, чем в борделе» и целая диссертация о тысячах способов, как превратить его жизнь в ад. Ты подумай. Так-то они бы мне и в голову не пришли.

Спасибо, Риккардо. Так любезно с твоей стороны подсказать мне способ тебя уничтожить.

На самом деле это немного напоминает анекдоты, где верная, чистая как снег жена изменяет ревнивому мужу-параноику только в качестве одолжения, чтобы он не казался таким идиотом.

Мой бывший молодой человек (решаю про себя, что уже могу называть его так: конечно, наши отношения не закончились настоящим официальным разрывом, но, думаю, отправить партнера в полет головой в навоз на глазах всей нации – вполне подходящая замена) в разочаровании разводит руками, и скрученный журнал, сжатый в ладони, со свистом рассекает воздух. Ерошит волосы. Хуже, дергает, чуть ли не вырывает.

– Вани, ты разрушила мою жизнь, – говорит он.

– Да брось. Ты вообще благодарить меня должен, наконец-то ты поставил свое имя под чем-то, что действительно твоя работа. И потом, признаться десяти миллионам женщин в том, что на самом деле о них думаешь, – не самое худшее, что могло с тобой случиться. Хуже всего было бы облысеть. Но это за пределами моих возможностей, так что пришлось смириться с запасным вариантом.

Риккардо выглядит раздавленным. Вся прежняя бравада будто испарилась. А попытки изображать невинность – нет: в чем бы он себе мысленно ни признавался, у него вид человека, убежденного, что цена расплаты слишком высока. Ах, Риккардо, это так не работает. Не виновный определяет себе наказание. Даже, сказать по правде, не потерпевшая сторона, но иногда, когда речь идет о таких, как я, нужно уметь превращаться в импровизированного палача, потому что, если рассчитывать, что кто-то поднимет свой меч ради тебя, можно прождать целую вечность.

– Вани, – произносит Энрико, и, клянусь, голос у него грустный, словно ему действительно жаль. А. Вот оно что. Ладно. Я готова. И знаю, что меня ждет.

– Вани, ты сама виновата и знаешь об этом. Мне ничего не остается, как уволить тебя, – торжественно вздыхает он. – С этой минуты ты отстранена от должности без выходного пособия, и скажи спасибо, что на тебя не напишут заявление в полицию за… ну, за клевету или что-то такое. Твоему преступлению точно есть определение.

На последнюю фразу я могу только улыбнуться. Энрико, похоже, замечает полное отсутствие признаков беспокойства с моей стороны и снова обессиленно фыркает.

– Что ж, справедливо, – киваю я. – Конечно, это очень печально. Знаешь, а я как раз вчера закончила книгу Бьянки. Какая жалость, у меня в руках очередная курица, несущая золотые яйца, а ты этим шансом воспользоваться не сможешь. Но, что поделать, я понимаю твое решение.

– Погоди, – напрягается Энрико. – Раз уж ты все равно ее закончила, с тем же успехом можно…

– Цену только что назначили в сорок тысяч евро, – щебечу я. Энрико бледнеет так, будто я только что сказала что-то оскорбительное о его матери. Пожимаю плечами. – Мой контракт же только что разорвали, нет? Так что теперь цену книги назначаю я сама как свободный специалист. Ты же понимаешь, раз я теперь безработная, боюсь, придется использовать любые методы, чтобы принести что-то домой. Надо как-то зарабатывать на жизнь.

Энрико ловит ртом воздух, подбирая слова.

– Что… с какого дуба ты рухнула, раз думаешь, что издательство согласится выложить сорок тысяч евро за твою книгу?

Нарочито педантично поднимаю указательный палец:

– Нет, нет, Энрико. Давай уточним. Не за мою книгу. За книгу Бьянки. За ту, на которую у издательства «Эрика» заключен контракт, помнишь? Ту, что вы уже анонсировали в каталоге и которую фанаты с нетерпением ждут уже год. Ту, чья отмена проделает в бюджете издательства гигантскую дыру. Ну, в общем, ту самую книгу.

– Я лучше заплачу кучке редакторов, и они заново напишут ее от начала до конца! – взрывается мой бывший начальник. – О деньгах можешь забыть…

– Как хочешь, – пожимаю плечами я. – Удачи. Уверена, что в мире полным-полно отличных редакторов, способных перенимать чужой стиль и работать в рекордные сроки и так, чтобы комар носа не подточил. Нет, правда, вполне вероятно, что где-то там прячется какой-нибудь гений пера, способный к началу продвижения и к дате печати сдать целую книгу, если начнет сейчас, причем написав так убедительно похоже, что фанаты даже не подумают ничего заподозрить. В конце концов, раз это под силу мне, кто я такая, чтобы считать, что больше некому? – Боже, я даже ресницами хлопаю. Какая откровенная наглость. Минни-Маус не смогла бы выглядеть невиннее, искреннее и милее. Еще и безоговорочно назвала себя гением пера. Но сейчас точно не время для ложной скромности.