большому секрету, кто в итоге победит. Она поохала, но все равно решилась и автограф попросила. Вместе посмеялись на тему, что перед коллегами похвастаться — это святое.

А после еды разбрелись поваляться, полениться, чтобы, как сказала Маша, завязался жирок. В доме было тихо, уютно, в печи потрескивал огонь, пахло парным молоком и домашним хлебом, которые нам заботливо принесла соседка. Под пищевой алкоголь и ленивые мысли было так хорошо…

— Вставай, лежебока! Все на свете проспишь!

Я часто заморгала. Неужели провалилась?

— А сколько сейчас времени?

— Да вечер уж скоро. Мужики баню топят. Мы первые пойдем. Иди хоть на улице постой, подыши. А то со сна не зайдет парилка.

— А мы что еще и париться будем?

— Конечно! Здесь знаешь баня какая прикольная! Топится по черному, потом полки моются и паришься. Маленькая такая, смешная. Но пар там просто бомба! Еще родители в том году ее промазали. Закачаешься! Давай, давай, двигай.

Я вышла на улицу, зябко кутаясь и зевая.

— Ну, какая же красота. А воздух какой вкусный, хоть ложкой есть. Как я одно время мечтала жить в деревне.

За спиной раздался смех.

— Ты как Ирина Александровна рассуждаешь, — Маша протянула мне чашку с чаем, — она все рвется сюда переехать и курочек завести, — девушка прыснула в кружку, — Ты больше по курям или по козам?

— Я по тишине и умиротворению. Никаких тебе интриг, экстрасенсов, Сенсеев, — я тяжко вздохнула, вспомнив очередную взбучку от учителя накануне.

По его мнению, я настолько преисполнилась и достигла очередного дзена, что теперь тренировки придется ужесточить, иначе прокачка моя остановится в росте. Эти новости, конечно же, меня мало обрадовали.

— Девчата, — к крыльцу подходил отец Риты, с испачканной золою щекой, — шагом марш на первый парок.

— Ты идешь? — обратилась я к Маше.

Та замялась.

— Да они с Максом последние всегда ходят. Пусть муженек жинке-то бока веничком помнет, — мужчина по-доброму рассмеялся.

Маша вся покраснела, кинула на меня быстрый взгляд.

— Да там и места мало. Идите с девчонками втроем. Мы потом.

Я улыбнулась и направилась к небольшому строению, с белыми округлыми стенами от толстого слоя замазки и коричневой крышей. Издали оно больше напоминало крепкий грибок. Из открытой двери приветливо валил пар. А на входе толкались Рита с Соней, что-то выясняя.

— Да здесь внутри мы всегда раздеваемся. Мы же втроем. Что тебя смущает-то? Ань, ну скажи ей.

— Что за спор, а драки нет?

— Она в купальнике собралась париться!

Соня неуверенно мялась на пороге, явно проигрывая какую-то одной ей ведомую борьбу с самой собой.

— Тебе-то что? Жалко, что ли? Хочет в купальнике, пусть парится как ей нравится. Простынь бы предложила, чем мозг ей ломать.

— Ой, девчат, да я ж в баню-то никогда и не ходила особо. У нас как-то в семье ценителей нет. Просто дико как-то, что все голые сидят.

— Сонь, обычно в общих банях все голые всегда и моются. Потому что мы в баню приходим смыть с себя все худое, плохое. Все поры от пара открываются, дышат, шлаки выходят. Синтетика или простынь твоему телу нормально прогреться не дадут. Нам делать думаешь нечего тебя рассматривать? Тебе же на меня или Ритку неинтересно смотреть? Да и чего ты там не видела?

— Ну, да… — девушка немного расслабилась.

— Заходи, давай, уже. Парься и не парься, — получился у меня каламбур.

Сыто шкворчала сбрызнутая водой каменка. Мягкий пар взлетал под потолок и нежно оседал на обнаженные, разгоряченные тела. Сладко пахло березовым веником и деревом. Бисеринки пота скатывались по шее к груди, и, сквозь ложбинку вниз по плоскому животу к ямке пупка.

Я расслабленно вдыхала обжигающий воздух и наслаждалась легкостью, наполняющей тело.

— Ложись, я тебя попарю, — Ритке не сиделось.

— Да, ладно, и так хорошо.

— Ложись, говорю. Сонька постоит. — Рита надела варежки и достала из пакетов два запаренных веника. — Ух, жопу тебе сейчас надеру! — она засмеялась.

Я с наслаждением вытянулась на горячем полке, какой же все-таки кайф — баня!

— Сонька, ну-ка парку навали!

— А как?

— Боже ж ты мой! Ну вон черпак, ливани на камни.

Соня неловко прикрываясь, наклонилась в тесном пространстве и завозилась с ковшиком и ведром. Ковшик у нее из рук выпал, та потянулась его поднять, неудачно поскользнулась на мокром полу и бедром упала прямо на каменку.

Тесноту помещения разорвал девичий визг. Я вскочила. Ритка бросила веники вместе с перчатками.

— Что там?

— Сильно? Покажи!

Девушка уже рыдала навзрыд, трясясь от боли и страха.

— Ритка, двери распахни, простыни неси!

— Блядь! Блядь! Сонь, как же так-то, — Ритка уже сама была на грани истерики.

— Спокойно, — я взяла ситуацию в свои руки, не давая панике захватить и меня. — Рита быстро в дом за мамой. Соня выходи в предбанник, здесь пар еще обжигает.

Рита уже, ударясь и роняя все на своем пути, ломилась через предбанник наружу.

Соня, прихрамывая и держась за стены, вышла в предбанник и неловко присела на лавку здоровой стороной, закусывала ребро ладони и горько подвывая. Я упала рядом на колени. Клубы белого пара, от холодного воздуха, шедшего из настежь распахнутой на улицу двери, наконец, сошли, и предо мной предстало месиво девичьего бедра.

Прижарилась Соня конкретно. Широкая малиновая полоса кожи уже начала надуваться волдырями ожогов и местами слезать. Я представляла какую сейчас подруга испытывала боль. Покусав в отчаянии губы, я решилась попробовать хотя бы снять болевые симптомы. Положила руки по бокам от раны и уже привычно сгруппировала и выпустила свою энергию. Изо всех сил старалась отрешиться от плача подруги, криков, бегущих сюда со двора родных, сосредоточившись на мысли об исцелении и обезболивании.

— Вставай, Ань, застудишься. — я очнулась, не понимая, кто меня поднимает под руки.

Это была мама Риты. В помещении было как-то подозрительно тихо и немноголюдно. Притихшая Соня, смотрящая на меня огромными испуганными глазами. Ирина Александровна, одевающая на меня халат, как на ребенка, и ошалевшая я. Я вообще не поняла, куда я провалилась и сколько прошло времени. Опустила взгляд на ногу подруги — лишь слабый розовый след, словно ожогу не меньше полугода.

— Ого, — только и смогла вымолвить, — получилось?

— Ань, у меня слов нет, — Соня вновь намылилась развести сырость.

— Все, все. Обошлось и слава Богу! Давайте в дом, горе-банщицы. Аня сил потратила поди немерено. Надо ей срочно чаю сладкого и хлеба с медом, с маслом. Одевайтесь. Еще соплей нам не хватало.

Вечер проходил размеренно, щекотливую ситуацию все старались замолчать, хоть и было видно, насколько все потрясены произошедшим. А я же