Мы вошли в большой зал, где стояла огромная наряженная елка. Остальные дети уже расселись на стулья, расставленные у стен, и теперь терпеливо ждали, когда все соберутся.

– Так полюбите друг друга. – Это милое дитя искренне не понимало нашей проблемы. – Что вам стоит? Это ведь так просто.

– К сожалению, нет, детка, – покачал головой Стоун.

Он опустил Кати на пол, позволяя ей убежать к ее друзьям. Кроха мгновение сомневалась, отходить от Стоуна или нет, но все же развернулась и вприпрыжку поскакала к своему стульчику. Ее настроение менялось мгновенно, как и у всех детей в этом возрасте.

Я смотрела ей в спину, изо всех сил сдерживая набегающие слезы. Мне хотелось помочь ей, помочь всем в этом зале, ведь, казалось, на меня с мольбой смотрят все дети здесь. Но что я могла? Да я себе помочь не могу.

Даже эти сироты, как выяснилось сегодня, были свободнее меня.

Ричард вынес все мешки на середину зала и теперь неспешно развязывал шнурки на них. В предвкушении дети на стульчиках нетерпеливо шушукались и переглядывались между собой.

Директриса вывела Мардж в центр и встала рядом. Старуха поманила меня пальцем, подзывая поближе. Пришлось подойти и наклониться к хозяйке, чтобы услышать тихий шепот:

– Помоги Ричарду, иначе сейчас его сметут.

Я кивнула и, подойдя к дворецкому Марджи, с любопытством заглянула в один из мешков. Там оказались десятки коробок одинаковой формы: розовые и голубые. Каждая была аккуратно перевязана золотистой праздничной лентой.

– Игрушки? – удивилась я.

– В розовых – куклы, в синих – машинки, – вполголоса отозвался Ричард. – Мы приезжаем в этот приют несколько раз в год и каждый раз привозим подарки. Одежду весной, учебники осенью и игрушки перед Новым годом.

Сзади подошел Стоун, он помог развязать третий мешок и теперь медленно выкладывал из него коробки.

– Дети, сегодня к нам в гости приехала тетушка Марджери, – громко объявила начальница приюта.

Ропот в рядах ребятни мгновенно притих, они внимательно слушали, что им скажут, и словно готовились к неведомому сигналу.

– Здравствуйте, мои хорошие! – улыбнулась Марджи. В ее голосе звучала незнакомая мне доселе теплота. Старуха говорила каждое слово с таким трепетом и любовью, будто не к чужим детям обращалась, а к родным. – Вы уж простите, что в этом году я приехала немного раньше праздников. Обычно мы встречаемся с вами в канун Нового года. Но эта зима несет свои перемены в жизнь каждого из нас, поэтому я решила заглянуть в гости уже сегодня.

Дети внимательно слушали обращение старушки, но едва ли они осознавали до конца то, о чем именно она говорит. Разве что те, что постарше, лет пятнадцати, в самом углу комнаты, смотрели на богатую госпожу более осмысленными глазами. Интересно, мы им тоже будем куклы и машинки дарить? Но проследивший за моим взглядом Ричард пальцем указал на четвертый, слегка приоткрытый мешок, из которого торчали корешки книг.

– А теперь подарки! – звонко и совсем не по-старушечьи крикнула Мардж, и ребятня, ожидавшая этой реплики, сорвалась со своих мест и побежала к нам.

На мгновение мне стало страшно, что вся орава накинется на мешки всем скопом, но бдительные воспитатели остановили эту лавину, выстроив жаждущих подарков деток в несколько очередей.

Ко мне по одному подходили мальчишки и девчонки, преданно заглядывали в глаза, надеясь на свершение новогоднего чуда, которого ждали весь год. Я поздравляла их с наступающим праздником и вручала очередную коробку, а сама с трудом сдерживала слезы и продолжала улыбаться.

Сколько из этих лишенных родительской любви и ласки крох были плодом купленных ночей в Квартале? Знает ли этот голубоглазый мальчуган, что его отец, возможно, один из лордов, управляющий страной? А подозревает ли эта златокудрая малышка, жадно обнимающая подаренного пупса, что могла бы вырасти в доме богатого помещика?

Почему их бросали матери? Оттого, что не хотели воспитывать, или потому, что решили подарить свободу таким путем?

Отдавая последнюю коробку из мешка, я поклялась себе, что ни за что не буду рожать в Квартале. Лучше быть изнасилованной, потерять силу и возможность родить навсегда, чем отдаться по любви и обречь ребенка на рабство или жизнь без семьи.

Уже у самого порога перед отъездом обратно в столицу ко мне подбежала Кати. В одной руке она держала новенькую куклу, а во второй бумажную самодельную открытку с криво наклеенной елочкой и нацарапанными с ошибками поздравлениями.

– Это вам, – улыбаясь, отдала она ее мне. – С Новым годом!

Дрожащими руками я приняла подарок и, едва сдерживая себя, приобняла кроху. Каких трудов стоило трехлетней девочке вырезать и склеить эту скромную и неказистую поделку? Наверняка огромных.

Я очень плохо помнила, как мы садились в экипаж. Мои глаза застилали соленые слезы, которые я была не в силах смахнуть. Где-то на грани сознания я отдавала себе отчет в том, что нужно улыбаться и не показывать детям своих настоящих чувств.

Уже выехав на дорогу, я пересилила себя и спросила Мардж:

– Зачем? – Я смотрела и не понимала мотивов ее поступка. – Зачем вы привезли меня к этим детям?

– Чтобы хоть кто-то продолжал иногда навещать их, когда меня не станет, – глухо отозвалась старуха. Ее голос терялся где-то в мехах шубы. – Им не важна цена привезенных подарков, им нужно лишь немного внимания. Знать, что о них помнят.

– И почему вы решили, что это должна быть я?

– А кому, как не тебе? – вопросом на вопрос ответила она. – Ты знаешь цену свободы и, я надеюсь, скоро выйдешь за пределы Квартала вольной женщиной. И я верю, что на свободе ты найдешь один день в году, чтобы перед праздником заехать в приют.

Эти слова были для меня откровением. Неужели все так плохо, если Мардж начала рассуждать так, будто уже завтра готова лечь в гроб?

– Вы так говорите, словно уже собираетесь на тот свет.

– Доктор Стоун, – обратилась она к сидящему до сих пор молча Деймону. – Расскажите Торани о моем здоровье.

Я взглянула на Стоуна. Друг детства смотрел стеклянными глазами в пол кареты, почти не моргая. Он был глубоко погружен в себя после встречи с детьми, и резкий оклик Мардж выдернул его из собственных мыслей.

– Вы слишком рано себя хороните, – отозвался он. – При благоприятном течении терапии вы можете прожить еще несколько лет.

Старуха молча махнула на него рукой, будто не веря его утешениям.

Всю обратную дорогу я думала, что за годы работы в Квартале никто так и не разгадал Мардж до конца, разве что Ричард знал о ней немного больше остальных.

Ее боялись, она всегда держала всех на расстоянии и, казалось, могла удавиться за лишний медяк. Она носила стальную маску и никому не показывала ни единой слабости, и вот, словно предвидя конец, скинула искусную личину, почти сросшуюся с ее кожей за долгие годы.