В 1496 г., когда эпидемия достигла германских земель, нюрнбергский врач Теодорик Ульсений выпустил краткую поэму, посвященную ее причинам. Текст был снабжен гравюрой, созданной Альбрехтом Дюрером. Он изобразил сифилитика в облике полунагого иноземца-распутника (видимо, ландскнехта) в огромной шляпе с пером. Ульсений утверждал, что мор был вызван великим схождением Сатурна и Юпитера в знаке Скорпиона, которое случилось в 1484 г. Потому над фигурой сифилитика Дюрер поместил небесную сферу с 12 знаками зодиака – и Скорпионом прямо над его головой[328].

В 1504–1506 гг. болонский художник Амико Аспертини расписал часовню св. Цецилии Римской в своем родном городе фресками, посвященными мученичеству этой раннехристианской святой, ее жениха Валерия и его брата Тибурция. По преданию, они под влиянием Цецилии тоже приняли христианство. В сцене, где по приказу префекта Турция Алмахия юношам отрубают головы, справа от них стоит скорбный человек в обносках. По одной из версий, это больной сифилисом. Он опирается на древко с красным флагом, на котором нарисован черный скорпион – здесь, видимо, не еврейский, а астрологический знак, который указывал на причину его недуга[329].

Перечень фигур, которые позднесредневековые мастера помещали на щиты и флаги богоубийц, конечно, не сводился к альтернативе римского (SPQR, одноглавый или двуглавый орел) и еврейского (скорпион). В символике, которую приписывали мучителям и палачам Христа, применялось множество других знаков, у которых не было явной привязки ни к языческому Риму, ни к жестоковыйному Израилю (I.3.19). Их объединяло лишь то, что в средневековом воображаемом они ассоциировались с иноверием, его «отцом» – дьяволом, а потому изобличали богоубийц, будь они римляне или иудеи, как его слуг.

I.3.19. Шествие на Голгофу и Распятие. На единственном флажке, который виден в этой сцене (на горне у воина), изображен дракон.

Винсент из Бове. Историческое зерцало. Париж. 1463 г.

Paris. Bibliothèque nationale de France. Ms. Français 50. Fol. 231v

В этот список входили драконы, змеи или демоны, головы мавров, нагие (часто вооруженные) фигуры, которые олицетворяли языческих идолов, звезды, полумесяцы или звезды с полумесяцами, всевозможные экзотические письмена, фантастические узоры и т. д.[330] Чтобы усилить свое послание, художники часто вручали истязателям и палачам Христа сразу множество знаков иноверия.

Например, на фреске, написанной в XIV в. в базилике Сант-Аббондио в Комо, у стражи иудейских первосвященников, которые вместе с Иудой пришли арестовать Христа в Гефсиманский сад, видны три щита. На одном изображена звезда с шестью лучами (это явно не символ иудаизма, а один из универсальных знаков «восточности»), на втором – голова мавра на желтом фоне, а на третьем – полумесяцы. А на фреске Джакомо Борлоне (1471 г.) в церкви дисциплинатов в Клузоне по правую руку Христа, за спиной сотника Лонгина, воин в точно таком же, как у него, шлеме держит в руках желтое знамя со скорпионом; дальше, за «благоразумным» разбойником, реет красное знамя с драконом, за ним – белый флаг со SPQR, а потом – красный флажок с терновым венцом. По левую руку Христа, между ним и «безумным» разбойником, над головой у благочестивого сотника, признавшего распятого Сыном Божьим, реет белое знамя с красными лилиями (отсылка к гербу Флоренции?), а дальше – белый флаг с головой мавра. И такая же голова мавра изображена на желтом щите у одного из римских воинов, разыгрывающих в кости одежды распятого[331] (I.3.20).

I.3.20. Джакомо Борлоне. Распятие (фреска в церкви дисциплинатов в Клузоне). 1471 г.

Аналогичный набор символов, но в совершенно ином контексте, появляется у флорентийского художника Паоло Уччелло. В 1468 гг. он по заказу урбинского братства Тела Христова и герцога Федерико да Монтефельтро написал пределлу (фриз, на который ставят алтарный образ) с изображением чуда об оскверненной гостии[332]. Речь идет об истории, которая (якобы) случилась в парижском приходе Сен-Жан-ан-Грэв на Пасху 1290 г.

В соответствии с базовой версией этих событий, незадолго до праздника (а в тот год иудейская Пасха совпала с христианской) иудей по имени Ионатан обещал христианке, которая заложила ему какую-то одежду, что бесплатно ее вернет, если она принесет из церкви освященную гостию. Женщина согласилась. Получив гостию, Ионатан бросил ее в котел с кипящей водой. И вода тотчас же покраснела, как будто от крови. По другой версии предания, иудеи, стремясь поглумиться над хлебцем, который христиане считали Телом своего Бога, стали тыкать его ножами, иглами и другими орудиями, а потом бросили в кипяток. Однако над котлом, на глазах Ионатана, его жены, сына и дочери, появилась фигура распятого Христа. Увидев это, сын святотатца бросился в церковь, крича, что отец убивает Бога христиан. Ионатана арестовали и приговорили к сожжению. Его домашние обратились в христианство, а дочь даже ушла в монахини. Дом иудея был конфискован, и к 1295 г. папа Бонифаций VIII разрешил построить на его месте часовню, куда передали оскверненную и «ожившую» гостию. Нож, которым Ионатан совершил свое святотатство, был перенесен в приходскую церковь Сен-Жан-ан-Грэв, где его стали почитать как реликвию[333].

Парижское дело 1290 г. явно не было первым случаем, когда евреев обвиняли в осквернении гостии[334]. Например, в 1280-х гг. в Сен-Дье под Эпиналем некий еврей, как рассказывали, добыл гостию и был пойман приходским священником как раз в тот момент, когда собирался что-то с ней сделать. Однако события, случившиеся в Париже, в отличие от других историй, стали известны по всему католическому миру и превратились в матрицу аналогичных обвинений на несколько веков вперед[335].