ДЖ. Ф. Ух ты! Спасибо. Это было бы… спасибо огромное! Единственная сложность — боюсь, формат книги и бумага не подойдут для фотографий.

Пресс-атташе штата Нью-Йорк. Джон, я уже сказала, что не хочу учить вас делать свое дело. Но если вы не умеете умещать на одной странице тысячу слов, что, как известно, умеет картинка, то многое можно сказать в пользу фотографий.

ДЖ. Ф. Вы абсолютно правы. Я свяжусь с «Экко пресс» и…

Пресс-атташе штата Нью-Йорк. С кем, с кем? Какое эхо? Эхо чего?

ДЖ. Ф. С «Экко пресс». Они опубликуют эту книгу.

Пресс-атташе штата Нью-Йорк. Боже мой. Ваша книга выйдет в маленьком издательстве?

ДЖ. Ф. Нет-нет, это подразделение «Харпер Коллинз», большого издательства.

Пресс-атташе штата Нью-Йорк. А, значит, это «Харпер Коллинз».

ДЖ. Ф. Да. Большое-пребольшое издательство.

Пресс-атташе штата Нью-Йорк. Однако вы меня, ей-богу, взволновали на секунду.

ДЖ. Ф. Нет-нет, огромное издательство. Одно из крупнейших в мире.

Пресс-атташе штата Нью-Йорк. Тогда давайте-ка я схожу проверю, как обстоят дела. А вам стоило бы переговорить пока с мистером Ван Гандером, вас не затруднит пройти к нему со мной? Сумку, да, лучше возьмите. Вот сюда… Рик! У тебя найдется минута побеседовать с нашим… гм… с нашим литератором?

Личный юрист штата Нью-Йорк. Конечно! Супер! Входите, входите, входите! Приветствую вас! Я Рик Ван Гандер! Приветствую! Чрезвычайно рад познакомиться! Большой почитатель ваших книг! Как вам живется в Бруклине? Вы ведь в Бруклине живете, да?

ДЖ. Ф. Нет, на Манхэттене. А раньше жил в Куинсе, давно, правда.

Личный юрист штата Нью-Йорк. Ха! Интересно. А я думал, вы, литераторы, все сейчас в Бруклине живете. По крайней мере все продвинутые. Вы хотите сказать, что вы не продвинутый? Честно говоря, сейчас, раз уж вы об этом упомянули, я и сам вижу, что вы не особо продвинутый. Прошу прощения! Просто я читал в «Таймс», что все великие писатели живут в Бруклине. И, само собой, предположил…

ДЖ. Ф. Это очень красивый старый район.

Личный юрист штата Нью-Йорк. Да, и искусству там раздолье. Мы с женой ловим любую возможность выбраться в Бруклинскую музыкальную академию. Недавно смотрели пьесу, которая целиком шла на шведском. Для меня, надо признать, это было немного неожиданно, я ни слова по-шведски не понимаю. Но все равно мы получили огромное удовольствие. Ничего общего с заурядными манхэттенскими вечерами, точно вам говорю! Но теперь скажите, чем я могу быть вам полезен.

ДЖ. Ф. По правде сказать, не знаю. Я не планировал разговора с вами. Я собирался взять интервью у штата…

Личный юрист штата Нью-Йорк. Вот! Очень хорошо. Потому-то вы и разговариваете со мной! Я могу быть вам полезен тем, что отфильтрую ваши вопросы.

ДЖ. Ф. Отфильтруете вопросы? Это шутка?

Личный юрист штата Нью-Йорк. Разве я похож на шутника?

ДЖ. Ф. Нет, но просто… я немного ошеломлен. Раньше с ней так легко было встречаться. Прийти и, не знаю, посидеть побеседовать.

Личный юрист штата Нью-Йорк. Конечно-конечно, я хорошо вас понимаю. Раньше вообще все было легко. Покупать крэк на углу Девяносто восьмой улицы и Коламбус-авеню тоже было легко! И засорять дно Гудзона полихлорированными бифенилами и тяжелыми металлами. Легко. И подчистую вырубать леса на горах Адирондак, чтобы потом любоваться, как запруживаются реки из-за смыва грунта. Легко. И вырвать сердце из Бронкса и засадить туда скоростную магистраль. И пооткрывать на Нижнем Бродвее потогонные предприятия с рабами-азиатами. И снять квартиру с такой низкой регулируемой квартплатой, что можно целыми днями ничего не делать, разве только писать хамские письма домовладельцу. Раньше все было очень легко! Но рано или поздно приходит взросление, у штата возникает потребность лучше о себе заботиться, если вы понимаете, о чем я говорю. И я ей в этом помогаю, вот для чего я здесь.

ДЖ. Ф. Не вижу, честно говоря, как одно с другим связано: открытость, доступность, способность взволновать парня со Среднего Запада, возбудить в нем романтические чувства — и загрязнение реки Гудзон.

Личный юрист штата Нью-Йорк. Так вы, получается, были в нее влюблены.

ДЖ. Ф. Да! И у меня было ощущение, что она отвечает мне взаимностью. Казалось, она зовет к себе таких, как я. Казалось, нуждается в нас.

Личный юрист штата Нью-Йорк. Гм-м. Когда это было?

ДЖ. Ф. Конец семидесятых — начало восьмидесятых.

Личный юрист штата Нью-Йорк. Милосердный боже! Этого-то я и боялся. То были дикие годы, сумасшедшие годы. Она была тогда не в себе. И вы окажете ей большую услугу — и себе тоже, кстати, — если не станете упоминать об этом периоде.

ДЖ. Ф. Но об этих-то годах я, собственно, и хотел с ней поговорить.

Личный юрист штата Нью-Йорк. Потому-то я и берусь отфильтровать ваши вопросы!

Поверьте мне, она не будет рада такому повороту беседы. Даже сейчас кое-кому иногда взбредает в голову опубликовать еще какие-нибудь ее фотографии тех десятилетий. Обычно с недобрыми намерениями — ведь быть такого не могло, чтобы у центра реабилитации не дежурила парочка поганых папарацци, дожидаясь возможности щелкнуть ту, которая выше них неизмеримо, в единственный прискорбный момент ее блестящей в иных отношениях жизни. Но это еще не самое худшее. Невероятно вот что: есть люди, которые искренне верят, что она выглядела тогда лучше, потому что была так легкодоступна. Которые думают, что делают для нее благое дело, когда показывают ее грязной как черт знает что, извергающей из себя всякую дрянь во все стороны, дико обдолбанной, — гигиена на нуле, в кошельке ни цента. Преступность, мусор, архитектурный ширпотреб, умирающие фабричные городки, обанкротившиеся железные дороги, Лав-Кэнал,[47]Сын Сэма,[48]бунт в Аттике,[49]хиппи в грязи на фермерских полях, — вы себе не представляете, сколько сюда приходит жалких, нищих бездельников и художников-неудачников, все переполнены чувствами и ностальгией, все думают, что знают «настоящий» штат Нью-Йорк. А потом начинают ныть: мол, теперь она другая. Да, черт возьми, конечно, другая! И это здорово! Сделайте над собой усилие, попытайтесь вообразить, как расстраивают ее сейчас, когда она возродилась из руин, напоминания о ее поведении в те несчастливые годы.