Если бы можно было вовсе обойтись без сна! Но свечи не прогорели и наполовину, когда голова ее начала неумолимо клониться вниз, и Гелера свернулась на тонком матрасе, проваливаясь в тревожащие сновидения.

Ночь была раскрашена разноцветьем пляшущих огней. Факелы на стенах и разожженные прямо на мостовой костры перемежались странными фейерверками холодного пламени, которые на потеху толпе создавали бродячие лицедеи. Со всех сторон слышался смех, перемешанный с веселой музыкой. Ноги рвались в пляс.

Город веселился, отмечая удачное завершение ярмарочного дня. И она была не прочь повеселиться вместе со всеми. Она была сыта – слишком сыта, чтобы ее мог прельстить азарт охоты. Быть может, позже она передумает, но сейчас ей было достаточно просто крутиться под музыку, выбивая каблуками искры из мостовой.

– Эй, красавица! Ты одна?

В его глазах отражались огни костров, то и дело вспыхивая золотом. Ее это позабавило. Интересно, а ее глаза он видит? Или думает, что ему просто кажется?

– Как насчет повеселиться, красавица?

Она оценивающе прищурилась. Молод, горяч… Силен: она без труда различила бугрящиеся под грубой рубахой мышцы. Судя по всему, он уже давно начал развлекаться. Движения не вполне четкие, легкое пошатывание из стороны в сторону. Нет, не видит он ее глаз.

Она позволила губам изогнуться в улыбке, протягивая вперед руку. Он рванул ее к себе, закружил в танце. Она довольно мурлыкнула, теснее прижимаясь к его широкой груди и вовсе не возражая, когда его руки заскользили по ее спине, жадно поглаживая. Он пах зверем – мощным, уверенным в себе самцом.

Эта ночь обещала быть забавной…

…Два голоса негромко переговариваются над ним. Первый, резкий и отрывистый, ему знаком – это голос его наставника. Второй, мягкий и усталый, он слышит впервые.

– Сможешь что-нибудь с этим сделать? – Шорох разворачиваемой ткани. Ее скольжение причиняет боль, но сил кричать уже давным-давно нет. Нет сил даже шевельнуться.

– Великое солнце… – Приглушенный вздох. – Ты что сделал с ребенком?! Да как у тебя только совести хватает детей пытать?!

– Да не пытал его никто.

– Не пытал?! Думаешь, я поверю, что это сотворили Тени? Я достаточно долго лечу твоих людей, кхор, чтобы отличать такие вещи!

– Он… Это просто неудачная случайность… Залез в корпус бьерров, напоролся на одного из отказников и полез его защищать вопреки всяким правилам. А отказника дрессировал Гресер. Ну и… Какой характер у Гресера, ты знаешь и сам.

Легкие пальцы танцуют над его кожей, едва касаясь. Но даже эти прикосновения порождают непереносимую боль. Почему он не может потерять сознание? Боль скручивает внутренности огненным жгутом.

– Тебе лучше будет его добить, Зеран. – В мягком голосе сквозит печаль.

– Что, совсем никак? Вот дерьмо… А может, все-таки попробуешь? Он лучший из моих учеников. Если он не выживет, я просто ума не приложу, кого отправлять на Северный край.

– А если выживет? Ты хоть понимаешь, во что он превратится? Ты разве не видишь, что из него сделал твой ненормальный Гресер?! На мальчике места живого нет! Я вообще удивляюсь, как он еще дышит… У меня взрослые умирали от болевого шока при гораздо менее обширных повреждениях. Да хотя бы вот сюда глянь! Левая нога – это вообще одни ошметки! Ее отнимать надо, чтобы гангрена не началась… Из него что, ремни резали?!

– То есть ходить он не сможет?

– Ходить?! Зеран, ты в своем уме? У него в трех местах перебит позвоночник – причем в полнейшую кашу, я не то что нервов, я костей тут собрать не смогу! Да будет хорошо, если он сможет хотя бы просто сидеть на стуле и не ходить под себя. Не говоря уже о какой-либо личной жизни.

– Да плевал я на его личную жизнь. Как-нибудь перебьется. Но у него Дар, понимаешь? Настоящий, чистый… Такое встречается невероятно редко: случай на тысячу. Я не готов так просто отказаться от него. Попробуй, а? Если он выживет, я не поскуплюсь, ты же знаешь.

Тихий вздох. Снова легкое касание пальцев.

– Зеран, я попытаюсь, но… Ты просишь у меня чуда. А я ведь не кудесник. Я самый обычный врач. Просто, в отличие от городских шарлатанов, я не продаю тебе мочу под видом средства от сыпи. – Еще одно касание. Кажется, ему что-то пытаются втереть в кожу. Спина немеет, как давным-давно онемели ноги. – Даже если я восстановлю ему позвоночник… Нарушения роста в любом случае будут присутствовать. И опорно-двигательный аппарат… Не думаю, Зеран. Навряд ли.

– Да пускай! В конце концов, приставлю к нему парочку бьерров, будут таскать его на руках. Это не проблема!

– Проблема… проблема еще и в другом. Боль я устранить не смогу. Повреждения нервов… Объяснять долго, просто поверь мне на слово. Боль останется. Та самая боль, из-за которой ребенок сейчас потерял сознание и не орет от прикосновения моих рук.

– Ну… научится же он терпеть… Неприятно, конечно, но…

– Не научится. Тебе придется давать ему неркан. Ничто другое тут не подействует. Иначе большую часть времени он будет валяться в отключке, и никакой пользы от превращения его в калеку ты не получишь. И не смей говорить ему правду. Иначе он проглотит смертельную дозу и отправится на тот свет.

– Не проглотит. Он очень спокойный мальчик с устойчивой психикой.

– Был. Во что превратится его психика теперь, известно только одному солнцу. Знаешь, если бы я мог, я бы убил его. И сказал тебе, что у меня ничего не вышло. Но врачи тоже дают клятву… Хотя иногда… иногда смерть выглядит милосерднее жизни… Все, Зеран. Оставь меня. И попробуй помолиться. Этому ребенку просто необходимо чудо…

Больше всего Кораксу хотелось провалиться сквозь землю. Или в крайнем случае немедленно умереть. Но ни одно, ни другое явно не относилось к категории осуществимого. И потому пришлось вставать, макать лицо в таз с ледяной водой, еще недавно бывшей снегом, и размышлять о возмутительном своем поведении.

Ну ладно, нога действительно разболелась не на шутку. Но зачем было глотать сразу две горошины неркана? А, устал! Расслабиться захотелось. Молодец… Коракс встряхнул мокрой головой, разбрасывая в стороны капли. Вода нагрелась и не давала желанной прохлады.

Царапая по столу когтями и смешно переваливаясь, приковылял лерринк. Склонил голову и уставился Кораксу в глаза, не то осуждая, не то желая что-то сказать.

– Умное ты создание, жаль, что бессловесное. – Коракс взъерошил птице перья. – Небось ты бы наркотики есть не стал, да?

Слова выталкивались с трудом, царапая горло. Хотелось пить. Кхор набрал в ладони тепловатой воды и глотнул.

Кораксу было жутко стыдно. Причем почему-то не столько за детскую войнушку с тарелками и даже не за то, что он неясно зачем напугал несчастную девушку, а за… Уф… Ну зачем, Великое солнце, ему потребовалось тискать ее грудь?! Подумаешь, захотелось потрогать! Нашел оправдание… Мало ли чего ему хочется… Он плеснул в лицо остатки воды, но облегчения это не принесло.