Он замечает поломанный зонтик:

– Что с ним произошло?

– Иногда они не работают.

– Понятно, – говорит он скептически, исследуя остальную часть комнаты. Рави подходит к готовым зонтам и мрачно их рассматривает, печальный и угрюмый, словно Гамлет или, скорее, ослик Иа-Иа.

– Это единственная комната в доме, где я ощущаю спокойствие, – признается он, сжимая пряди седеющих волос и вздыхая.

– Если ты снова ко мне ворвешься…

– Я о зонтиках, – поясняет Рави, обводя рукой пространство вокруг. Он указывает на зонт, лежащий в дальнем углу. Это простой, скромный зонтик с чередующимися секторами различных оттенков бледно-желтого, с наконечником и ручкой из красного дерева.

– Можно открыть?

– Серьезно? – устало спросила Джейн. – Прямо сейчас? Я работаю, Рави.

– Пожалуй, я бы купил его для Киран, – говорит он. – Этот зонт напоминает мне о сестре. Если он понравится мне в раскрытом виде, я дам тебе за него три тысячи долларов.

– Это просто смешно, – отрывисто произносит Джейн. – Возвращайся, когда придешь в себя.

– Никто не воспринимает это всерьез, – говорит Рави. – Заметила?

– Ты о чем?

– О Бранкузи! – восклицает он. – Мистер Вандерс до сих пор не позвонил в ФБР. Кругом только и слышно: «Праздник то, праздник се», как будто этот чертов Праздник важнее семьи или Дома.

Джейн напрочь забыла о Бранкузи, о Празднике, обо всем на свете. У нее мелькает мысль рассказать Рави о том, что его слуги используют Бранкузи, чтобы расплатиться с женщиной, помогающей им защитить пропавших детей Панзавекки, потому что Джузеппе и Виктория замешаны в каком-то шпионаже, возможно с применением вируса оспы в качестве биологического оружия.

Он выйдет из себя. Шквал эмоций, бурный и опасный – вот что будет.

Джейн подходит к желтому зонтику, подносит его Рави и дает ему в руки со словами:

– Бери. Откроешь у себя в комнате, рассмотришь хорошенько. Если тебе он понравится, можешь купить его за сто долларов.

– Черта с два, – говорит Рави. – Это будет кражей.

– Я не возьму с тебя три тысячи долларов за один зонтик.

– Тогда двадцать пять.

– Уверена, торги обычно не так происходят.

– Я не собираюсь стоять здесь и молча наблюдать за тем, как ты недооцениваешь собственный труд, – заявляет Рави. – Оценка искусства – моя работа, не забывай.

– Конечно, ты не собираешься здесь стоять, – говорит Джейн. – Ты собираешься уходить, а я собираюсь закрыть за тобой дверь, чтобы наконец побыть одной!

– Двести за зонтик и еще двадцать три сотни – чтобы я ушел и оставил тебя в покое, идет?

Несмотря на свое состояние, Джейн смеется. Рави попал в точку: ее одиночество определенно стоит две тысячи триста долларов.

– Возьми зонт, – говорит она. – Поговорим об этом позже.

– Хорошо, – говорит Рави с озорным огоньком в глазах. – Идет. Почту за честь иметь дело с таким художником.

Он направляется к двери.

– Рави, – говорит Джейн.

– Да? – оборачивается он с любопытством.

«Черт возьми», – думает Джейн.

– Ты внимательно смотрел на Вермеера?

– На Вермеера? – удивляется Рави. – А что с ним?

– Миссис Вандерс как-то упомянула, что подозревает, будто с ним не все ладно.

– О чем ты?

– Я услышала их разговор с мистером Вандерсом. Кажется, она сказала «подделан».

Рави замирает.

– У тебя есть отвертка? – спрашивает он упавшим голосом.

Джейн бросается к брошенному ножику – отвертка все еще торчит.

Она кидает нож Рави, тот неудачно пытается его поймать, поднимает с ковра и, больше не глядя на Джейн, покидает комнату.

Снова оставшись в одиночестве, Джейн смотрит на поломанный зонтик. Это ее зонтик «Пальто тети Магнолии». Она больше не понимает, что творится вокруг.

Она не может заставить себя пойти в спальню и проверить, что стало с фотографиями. По доносящемуся из камина треску Джейн догадывается, что́ может там увидеть.

Тетя Магнолия вообще фотографировала?

Она погибла из-за того, что была шпионом?

Снаружи доносится какой-то шум: скрип лестницы, шорох шагов, звук трения влажной тряпки о стекло. Джейн безучастно берет свой сэндвич и виноград, прислоняется к стеклянной стене и смотрит вниз, краем глаза замечая Джи Хуна – загадочного человека, моющего окна снаружи перед Праздником. Он тоже явно не тот, за кого себя выдает.

«Все вокруг меня – ложь».

– Кроме тебя, Джаспер, – говорит она псу, который смотрит на нее с тревогой.

Через некоторое время раздается стук в дверь спальни. Необходимость с кем-то разговаривать кажется Джейн утомительной. Это в любом случае будет либо тот, кому она вынуждена лгать, либо тот, кто лгал ей. Она плетется через спальню и распахивает дверь.

Перед ней, потирая затылок, стоит Айви. Кажется, она нервничает.

– Привет, – говорит она. – Ты в порядке?

– Серьезно? – спрашивает Джейн. – Ты на полном серьезе задаешь мне этот вопрос?

Айви поднимает глаза на Джейн, и в них отражается столько неподдельной печали, что Джейн мгновенно приходит в ярость.

– А ты-то чем так опечалена?

– На самом деле много чем, – довольно резко отвечает Айви.

– Что бы там ни было. Чего тебе?

Айви коротко вздыхает:

– Миссис Вандерс сказала, что ты должна поужинать у себя в комнатах. Мы принесем тебе еды.

– Она боится оставлять меня с другими гостями, – говорит Джейн не вопросительно, а утвердительно.

– Она чертовски разозлилась на тебя за то, что ты подсказала Рави проверить Вермеера.

– Так, значит, это правда? Картина – подделка?

– Угу, – говорит Айви с усталым безразличием. – Оказывается, посреди всего этого бедлама кто-то спер еще и Вермеера.

– И что, она разве не рада узнать наверняка?

– Это да, но Рави словно с цепи сорвался. Это отвлекает миссис Вандерс от того, что она должна делать. Теперь еще труднее оправдать отказ от вызова копов. Если дом будет кишеть полицейскими, нам будет очень трудно вывезти отсюда детей.

– О. – Джейн понимающе кивает, ощущая укол вины, который тут же заставляет ее злиться на саму себя, а затем на миссис Вандерс, поскольку все действительно так, как говорит Айви. – Но это не значит, что я начну болтать о Панзавекки за ужином.

– Знаю, – печально говорит Айви. – Мне правда очень жаль.