Но Билли, увы, только задыхался, схватившись за бок, и, похоже, вообще ничего не слышал.

Молли в отчаянии схватила его за руку, сама не зная зачем, — и вскрикнула от пронзившего её острого, болезненного укола.

В ней самой магии не оставалось. А вот в Билли её, оказывается, было с преизлихом!..

То же самое, наверное, чувствовала госпожа Средняя, когда брала за руку Молли… Хотя нет, госпожа Средняя не лишалась ведь собственного чародейства…

Локоть-ладонь… — осторожно попробовала Молли, боясь спугнуть удачу.

Пальцы послушно отозвались знакомым теплом.

Молли поспешно поставила лампу, свободной рукой принялась рыться в рюкзаке — нельзя, чтобы Билли догадался, кто такая его сестра! И что происходит с ним самим — тоже. Пока — не время!..

— Зажмурься! Я в них сейчас ка-ак кину!.. Зажмурься, кому сказала! — рявкнула Молли так, что госпожа Старшая, услышь это, точно одобрительно бы ухмыльнулась. Билли кивнул, поспешно зажмурившись; Молли для верности ещё прижала его к себе — так, что нос братца уткнулся в её куртку, и…

Локоть-ладонь-пальцы!..

Сейчас это была уже больше скороговорка, нечто вроде боевого заклинания. Молли едва успела вытянуть руку, как с пальцев её потёк нетерпеливый, жадный огонь.

Она успела. И со злой радостью увидала, как её пламя насквозь прожигает самого шустрого бота, напрочь выносит ему внутренности, как сноп раскалённого добела, расплавленного металла врезается в следующий механизм, как магия ломает вытянувшиеся вперёд шипастые хваталки, очень напоминающие лапы громадного насекомого.

В этот миг Молли была счастлива. В короткий миг своего торжества, в миг, когда позаимствованная у Билли сила рвала и крушила стальные плиты, ломала рычаги и передачи, оставляя от ботов лишь груды оплавленных обломков.

Сила текла сквозь неё, и это было прекрасно.

Она успела сжечь последнего бота, вскрыла его огненным бичом сверху донизу, когда Билли вдруг всхлипнул, ноги его подкосились, и он осел на бетон.

— Билли!..

Она схватила лампу, развернула.

Бледен, губы посинели, синева и под глазами, щёки ввалились, словно он не ел несколько дней…

Она, Молли, забрала у него слишком много. Слишком много, слишком быстро и слишком грубо.

В пальцах ещё оставалось тепло, Молли медленно провела ими по щеке братца, словно пытаясь вернуть нерастраченное. Помогло — Билли слабо охнул, открыл глаза, но встать так и не смог.

Тем не менее — мальчишка же! — не удержался от вопроса:

— Ого, чем это ты их так? Здорово как бабахнуло!

— Чем надо, — буркнула она, чувствуя громадное облегчение. — Гранатой. Припрятала, от егерей подарок… А ты чего это валяться вздумал?

— Н-не знаю… ноги не идут…

Ноги у Билли и впрямь не шли. До такой степени, что тащить его пришлось на закорках поверх рюкзака.

…Шла, пока сама не рухнула. Потом привалилась к стене, тяжело дыша. Погони не было, хотя в отдалении, в стороне провала, продолжало шипеть, лязгать и громыхать ожившее железо.

Кое-как отдышавшись и вновь взвалив братца на плечи, поволоклась дальше.

Прямо идёт тоннель, никуда не сворачивая. Рельсы под ногами, серые стены с потёками справа и слева. Ничего больше. Никаких лестниц или отводов. Молли уже не думала о том, что заблудилась, что не выберется. Просто шла. Потому что ей нужен был ход наверх.

…Напоила братца остатками воды из фляжки, последним глотком, растягивая, смочила себе горло. И снова пошла.

Шла до тех пор, пока коридор с рельсами наконец не раздвоился, а справа в узкой нише не нашлись вбитые в стену ржавые стальные скобы.

Молли не выдержала — разревелась.

Взбираться наверх с Билли на плечах оказалось донельзя тяжело. Хорошо ещё, что братец смог вцепиться в неё на манер обезьянёнка.

Приржавевший люк — здесь всё, буквально всё было покрыто толстым слоем ржи — отвалился со скрипом и скрежетом. Молли кое-как протиснулась сквозь горловину — и оказалась в уже привычном «мокром» коллекторе.

Здесь был кирпич, здесь журчала вода. Струился по жёлобу мутный, грязный поток, стекая вниз, к руслу Мьёр.

Молли едва удержалась, чтоб не рухнуть на колени и не припасть губами к этой жиже, где воды было, наверное, не больше половины.

Но идти дальше они не могли, требовался привал. Молли кое-как отыскала сухое место, уложила Билли на собственную куртку, и тот немедля сжался комочком, подтянув коленки к груди. Глаза закрыты, постанывает в полузабытьи — а сама Молли сидела, тупо глядя, как убегает по наклонному дну тоннеля городской сток.

Мысли путались, и всё случившееся в эту бесконечную ночь казалось кошмарным сном.

Пустоглазы… Департамент, ломящийся в двери родного дома… мама, папа, Фанни, оставшиеся там… Джентльмен в лёгком пальто, чей взгляд разил не хуже клинка… Воняющие канализацией подземелья, ужас во тьме — и дотлевающие обломки дрезины, и жуткие ошмётки вокруг, через которые пришлось перешагивать. И самое ужасное — мёртвое железо под Норд-Йорком, которое в одночасье сделалось живым и опасным. Чем оно было на самом деле? А эти тележки-боты… кто ими управлял? Что их двигало? Пар? Ни топок, ни котлов, ни запасов угля. И кто их создал? Они не походили на «механических человеков», каких порой рисовали авторы приключенческих книг: ни тебе гротескных рож с глазами-фарами, ни пастей под радиаторными решётками.

Было в них что-то очень, очень неправильное, такое, о чём Молли, несмотря на ученичество и у госпожи Средней, и у госпожи Старшей, понятия не имела.

И связано оно было непосредственно с магией.

Магия, не находя себе иного применения, словно бы застаивалась здесь, замирала, образуя… такой вот заповедник. Зверинец. Паноптикум…

Так или иначе, отсюда надо выбираться. Выбираться на поверхность, уходить в леса…

А она так устала.

Ну ничего, посидят с Билли совсем немножечко и пойдут.

Вот совсем-совсем чуточку посидят…

Голова её запрокинулась. Глаза закрывались.

И очнулась она, только когда чья-то рука вдруг затрясла её за плечо, и голос, ужасно знакомый, но который она сразу не смогла припомнить, вдруг произнёс:

— Молли! Мисс Блэкуотер! Ты ли это?!

Молли вздрогнула.

Над ней стоял, держа в руках старый, весь погнутый свечной фонарь с наполовину выбитыми стёклами, не кто иной, как старый её приятель Билл Мюррей.