Бриди повел свой неспешный рассказ дальше:

– По словам Филда, он вышел в холл и принес оттуда плащ и шляпу Мадригала. Кроме того, выключил в холле свет, поскольку они собирались покинуть дом другим путем. Мадригал не желал, чтобы кто-то видел его в таком состоянии. И сам Филд не хотел, чтобы история получила огласку. Он уже имел репутацию импульсивного человека с крепкими кулаками, скорого на расправу. Они сговорились вместе навестить доктора, который привел бы в порядок лицо Мадригала. Филд оставил плащ и шляпу в комнате, задернул занавески, а потом поднялся наверх пожелать добрых снов своей невесте – она данный факт подтверждает. С ней он пробыл пять минут, после чего спустился в сад.

Сделав паузу, Бриди многозначительно посмотрел на присутствующих.

– С этого момента его версия истории становится особенно важной, поскольку если она не правдива, то мы можем установить, с какой целью он лжет. Филд утверждает, что уже собирался открыть дверь, когда услышал голос Мадригала, разговаривавшего с кем-то. Речь звучала отчетливо, и он хорошо запомнил слова. Если верить Филду, Мадригал заявил следующее: «Какого дьявола ты явился сюда в столь неподходящее время?» Филд решил, что Мадригал мог вести беседу только с вернувшимся некстати Лукаром. А он уже был сыт по горло ими обоими и потому отправился домой, предоставив теперь уже Лукару отвести Мадригала к врачу. Такое заявление сделал Филд, и вы можете посчитать его объяснения неудовлетворительными. Но при этом мы не должны забывать, что мисс Айвори пришлось в спешке покинуть двор. Ей, видите ли, померещилось, будто кто-то прячется в расположенном там небольшом сарае. И это никак не мог быть Лукар, которого мисс Дорсет снабдила надежным алиби. Другой важный факт. Филд признает, что принес в зимний сад плащ и шляпу Мадригала. Ему пришлось пронести их через освещенный холл. Его могли случайно заметить с вещами в руках, и ему, вероятно, пришлось выдумать версию, объяснявшую свой поступок. Но меня не покидала мысль, что убийца – будь то мужчина или женщина – усмотрел в пропаже одежды с вешалки в холле прекрасную возможность сделать так, чтобы жертву не принялись сразу искать внутри дома. Вот преступник и бросил плащ и шляпу поверх трупа в стенном шкафу.

– Вовсе нет, – неожиданно возразила Габриэлла. Она всегда словно оживала ближе к вечеру, а теперь ее утонченный и мелодичный голос прозвучал почти молодо. – Нет, – повторила она. – По большей части вы изложили убедительную версию событий, инспектор, однако по части одежды заблуждаетесь. Мне это известно, поскольку я сама положила плащ и шляпу на мертвое тело этого никудышного человека.

– Вы не могли этого сделать! Вы сами не понимаете, о чем говорите! – Крики Доротеи могли бы, наверное, сотрясти стены дома, но странным образом их почти заглушало мягкое тиканье настенных часов с расписным циферблатом, вечно спешивших, чтобы поспеть за стремительно убегавшим временем. Доротея встала в позе стража перед Габриэллой, раскинув руки в стороны, и обратилась к инспектору: – Я вас предупреждала: от нее можно услышать все, что угодно. Не верьте ей!

Престарелая женщина, сидевшая в огромном кресле, издала необычный звук. Это было тонкое, едва различимое хихиканье. Должно быть, именно так смеются привидения.

– Моя дорогая Доротея, – промолвила Габриэлла. – Неужели же ты всерьез думала, что это я убила того несносного, вульгарного и мелкого человечка? Или даже двоих? Присядь, Доротея. Инспектор стремится решить свою головоломку, и я чувствую себя обязанной внести свой вклад в эту работу. Тем вечером я спустилась вниз. Проводя первую ночь в своем прежнем доме, я не находила себе места от охвативших меня эмоций. Доротея оставила меня у камина, и я предавалась воспоминаниям. О том, что произошло недавно, и о том, что случилось много лет назад. Я была очень зла на Роберта. Он грубо обошелся со мной, а еще меня тревожили его планы в отношении моей любимой внучки Фрэнсис и этого отвратительного маленького человека, похожего на верблюда-недомерка.

Ее голос звучал ясно, громко и выразительно, но когда она пару раз посмотрела на часы, то нахмурилась, потому что слабость зрения не позволяла ей узнать, сколько сейчас времени. Бриди не осмеливался прерывать Габриэллу. Она до такой степени шокировала инспектора, что с него мгновенно слетел налет вальяжной расслабленности. Он сидел молча, словно ожидая в любой момент появления колдовского котла и помела ведьмы.

– Сначала я поднялась из кресла и принялась расхаживать по своей комнате, – продолжила она. – Ощутила себя намного сильнее, чем раньше, и тут меня осенило, что при желании я смогу пройтись по всему дому. Бог свидетель, я знаю его достаточно хорошо. Я приняла решение спуститься к Роберту и снова поговорить с ним. До того момента я не считала себя в достаточной степени здоровой, чтобы прочитать ему нотацию, но в ту ночь, а особенно после ссоры вечером, почувствовала себя вполне в силах справиться с ним или с кем-либо другим.

Габриэлла прервала свой рассказ, и каждый мысленно нарисовал себе ее маленькую согбенную фигурку, легко ступавшую по лакированному паркету, с волочившимся позади шлейфом из шерстяных кружев.

– Было темно, – произнесла Габриэлла, – но я знала каждый дюйм дорогого моему сердцу старого дома. Остановилась в холле и прислушалась. Царила тишина, но я заметила, что дверь зимнего сада оставалась открытой и оттуда лился свет. Я направилась в ту сторону.

– Боже милостивый! – воскликнул Уитерс, но тут же прикрыл рот ладонью.

Габриэлла проигнорировала его восклицание:

– Я толкнула дверь и приоткрыла ее пошире, а потом вошла. Занавески были задернуты, и мне сначала показалось, будто в комнате никого нет. Но вскоре я заметила приоткрытую дверцу стенного шкафа.

– Дверь была приоткрыта? Вы уверены, мадам?

Оба полицейских хором задали вопрос, и Габриэлла смерила их неодобрительным взглядом.

– Да, приоткрыта. Я подошла ближе и заглянула внутрь. – Она покачала головой: – Бедняга, он выглядел гротескно, начисто лишенный достоинства.

– Вы прикасались к нему?

– Я? – Презрение в ее голосе заставило Бриди пожалеть, что он спросил об этом. – Разумеется, нет. Было совершенно очевидно, что он мертв. У него даже отвисла челюсть. Я слишком часто видела смерть, чтобы ошибаться. Перешла в другой конец комнаты и села, чтобы все обдумать. Ситуация была сложная. Я – старая женщина. Фрэнсис молода, а несчастная Филлида – неврастеничка. Стало очевидно, что ни одна из нас не сможет правильно себя вести в условиях неизбежного скандала и полицейского расследования. А потому я решила, что Роберту придется подождать возвращения моего сына, который сумеет взять ситуацию под свой контроль.

Габриэлла сделала свое заявление столь уверенно, что никто ни на секунду не усомнился в ее праве на подобное поведение. Разумеется, именно так она и должна была поступить. Насколько же это соответствовало ее натуре! Бриди от изумления даже забыл посмотреть на часы, а между тем большая стрелка приближалась к верхней точке циферблата.

– И лишь позднее я обратила внимание на плащ и шляпу, – тем же хладнокровным тоном продолжила Габриэлла. – Поскольку шкаф обычно пустовал, открывали его крайне редко, а если бы Роберт исчез вместе со своей верхней одеждой, никто не стал бы его искать в доме. Я сначала донесла тяжелый плащ до шкафа, затем вернулась за шляпой и перчатками. Отмечу, что положила вещи на его тело почтительно, а потом закрыла дверь, использовав шаль, чтобы скрыть отпечатки своих пальцев. Какое-то время мне пришлось отдыхать, чтобы вернуться в свою комнату. Выключая свет, я снова воспользовалась шалью. Помню, что сохранила ясность мышления и попросила Доротею отправить телеграмму Мейрику. О Роберте я ей не рассказала. Мне представлялось, что чем меньше людей будут знать о его смерти, тем менее опасной и зловещей будет ситуация.