Бриди смотрел на нее с суеверным трепетом, и впервые всем стало ясно, до какой степени случившееся потрясло его. Фрэнсис взглянула на Филлиду, но лежавшая в кровати женщина с открытыми, но ничего не видящими глазами не узнавала ее. Тогда Фрэнсис обратилась за помощью к медсестре. Та приблизилась к кровати и после мимолетного осмотра сделала жест рукой. Всем следовало незамедлительно покинуть помещение, или она уже ни за что не могла ручаться.

Ее тревога передалась Бриди, который откашлялся, прочистив горло, и негромко произнес:

– Нам нужно положить всему этому конец. И не надо никаких вопросов. Некоторое время я обязан не сводить глаз ни с одного из вас, а поскольку разорваться я не в состоянии, придется собрать всех в одном месте. Прислугу тоже. Мы спустимся в главную гостиную и будем находиться там до четырех часов.

– Только не она! – Впервые в жизни Доротея забыла об отведенном ей месте и положении, которое сама с гордостью именовала службой в благородном семействе. Ее квадратное лицо налилось кровью. – Она никуда не пойдет. Только через мой труп. Она очень стара. И не в себе. Неужели вы сами не видите, что такую старую женщину нельзя мучить? Она станет невменяемой и наговорит вам невесть чего. Я провожу ее к ней в спальню. Вы отведете ее вниз только через мой труп!

– Спасибо, Доротея. Ты сказала вполне достаточно, – тонкий голос отдавал холодом. – Я непременно спущусь в гостиную, как предложил инспектор. Есть пара идей, которые я хотела бы высказать.

– Но мне показалось, что вы очень плохо себя чувствовали, когда мы в последний раз с вами общались, – тихо произнес Бриди.

Габриэлла одарила его одной из своих наиболее утонченных улыбок:

– Возможно, я чувствовала себя нормально. Возраст – странная штука, мой дорогой друг. Иногда вдруг наступают моменты, когда ты внезапно больше не ощущаешь себя такой уж старой.

Детектив недоуменно заморгал, а старая леди разразилась смехом победительницы. Легкое движение в противоположном конце комнаты отвлекло внимание Бриди, и он повернулся как раз вовремя, чтобы заметить, как мисс Дорсет бочком пытается перебраться ближе к двери. Он окликнул ее, и она замерла.

– Ну, я-то едва ли вам понадоблюсь, – сказала мисс Дорсет.

– Это касается каждого, – напомнил Бриди. – Я должен собрать там всех.

– Но я не могу. У меня назначена важная встреча после половины четвертого.

– Если вы хотели встретить поезд мистера Мейрика, то уж, извините, вынужден просить вас изменить планы.

Мисс Дорсет недолго колебалась и, как показалось, обдумывала, следует ли оспорить его решение.

– В гостиную проведена телефонная линия, – добавил Бриди. – Я отдам распоряжение, чтобы ваши деловые звонки переводили туда.

И это простое предложение с ударением на слове «деловые» произвело нужный эффект. Мисс Дорсет стояла и хлопала глазами в растерянности, а потом хрипло пробормотала:

– Что ж, будь по-вашему.

Все направились в главную гостиную, как старомодная семья, собиравшаяся на общую молитву. В их движениях ощущалось такое же смутное недовольство, такое же смирение перед навязанной им необходимостью. Норрис включил свет, потому что зимой уже в послеобеденное время за окнами темнело, а поспешность, с которой миссис Сэндерсон и Молли задернули на окнах тяжелые шторы, снова напомнила о толпе зевак, по-прежнему не покидавшей площади. Фрэнсис ощущала легкий испуг, когда думала об этих странных людях. Зловещие сами по себе мотивы поведения отдельных личностей уже мало занимали ее. Она рассматривала их как единое сборище представителей общества, наделенных стадным инстинктом, готовых сколько угодно ждать, пока не восторжествует закон, согласно которому существовало все их племя. Двое людей были убиты, и они вправе были рассчитывать, что преступника поймают, осудят и повесят. Конечно, они не могли сами стать участниками освященного веками ритуала, однако стремились увидеть, как его осуществят. Их присутствие вносило элемент зрелища, а потому, хотя Фрэнсис сама оказалась по другую сторону рампы, она старалась воспринимать происходящее беспристрастно, поставить себя на место в зрительном зале перед ярко освещенной сценой.

Габриэлла заняла самое просторное кресло у камина. Около нее встала Доротея. Ее ничто не смогло бы заставить тоже присесть куда-нибудь, и ее фигура, крупная и внушительная, отделяла хозяйку от присутствующих в комнате.

Фрэнсис пристроилась в углу в честерфилдском кресле, Годольфин прислонился к подлокотнику, а мисс Дорсет нашла для себя место поближе к столику, на котором стоял телефонный аппарат. Трое слуг расположились на стульях вдоль стены при входе. Они соблюдали порядок старшинства в доме и со стороны выглядели членами жюри присяжных, хотя старательно делали вид, будто не имеют к делу никакого отношения.

И лишь когда Бриди сел за письменный стол времен Людовика XV, Уитерс по правую от него руку, Фрэнсис впервые обратила внимание на часы. Позолоченный циферблат с цветочным рисунком был ей хорошо знаком, как и сама эта комната, но сегодня он представлялся чем-то новым и угрожающим.

Стрелки показывали половину третьего – она не предполагала, что уже так поздно, и поежилась в своем плетеном кресле. В гостиной возникла напряженная атмосфера. Казалось, всем здесь тяжело дышится. Представлялось, что каждый ощущал то неприятное покалывание в ступнях ног, какое часто предшествует моменту сообщения плохих новостей.

Фрэнсис перевела взгляд на огонь в камине. Появилось ощущение, что она находится в самолете, у которого отвалилось шасси. Топлива хватит на полтора часа, а потом – неизбежная катастрофа, и пассажирам ничего не останется, кроме ожидания.

– Это нарушит полицейский протокол, если я начну допрашивать кого-либо из свидетелей в присутствии других, – произнес Бриди с добродушной улыбкой. – Но тем не менее я не собираюсь держать вас просто так до четырех часов, а потому решил прочитать нечто вроде лекции на тему двух совершенных преступлений. Если затрону тему, в которой не до конца уверен, то рассчитываю на вашу помощь.

Простые слова и доверительная улыбка казались столь наивными, что всех обманули, кроме Фрэнсис, уже однажды сталкивавшейся с манерой поведения Бриди.

– Превосходная идея, – промолвила Габриэлла с оттенком снисходительности и покровительства в голосе.

– Итак, начнем, – сказал Бриди с все той же обманчивой добротой в глазах. – Поскольку никто из вас не владеет мастерством и приемами профессионального следователя, мне придется дать несколько пояснений самого общего характера. Рассматривая преступления, ставшие шокирующими для вас, поскольку были совершены в вашем ближайшем окружении, я бы хотел, чтобы вы представили огромных размеров квадратную доску с наполовину собранной на ней картиной-головоломкой. И тогда вы сразу обратите внимание, что в ней явно не хватает портрета человека, лица, которое бы сделало картину завершенной.

Он замолчал, в его глазах мелькнуло лукавство.