– Д-да… что-то такое Глаша говорила… вскользь…

Астра напряглась:

– Это важно, Клавдия Прокофьевна. Вы не представляете, насколько!

– Я плохо помню… – посетовала та. – Меня тогда удивило, что подруга жалуется на своих домочадцев – это было на нее совершенно не похоже.

– Кого она имела в виду, сестру или брата? – не вытерпел Матвей.

– Никого из них… Дети обычно теряют варежки и учебники, ключи от квартиры… Мой сын тоже терял. Два раза замок меняли… На это смешно жаловаться. Глаша бы не стала. Ее задело… что вещи пропадают у нее!

Эмма и Леонтий легли спать в разных комнатах. Вечером они долго и занудно выясняли отношения.

– Говори тише, – одергивал жену ресторатор. – Соседи услышат!

– Плевать мне на соседей! – огрызалась та. – Пусть слышат! Хватит строить из себя паиньку.

– У вас, в Козьем Болоте, может, и не имеет значения репутация. Зато мы, Ракитины…

Эмма страдальчески морщилась и хваталась за виски.

– Ах ты, боже мой, какие мы аристократы! У тебя сестру убили, а ты печешься о собственной репутации!

– Замолчи!

Он, по настоянию Эммы, перестал общаться с мачехой – пока, во избежание скандала, решил оставить Раису в покое. Самое досадное, что к ней вдруг переселилась Саша, домработница. Раечке, видите ли, боязно одной ночевать! Теперь без веской причины в отцовскую квартиру не сунешься, мигом заложат.

– Разве ты ее не боишься? – ехидничала жена. – Она ведь убийца, она убила Нелли.

– Это еще надо доказать. На шкатулке, которую нашли на полу рядом с телом сестры, есть один отпечаток пальца Раисы. Но она твердит, что пользовалась шкатулкой, брала из нее швейные принадлежности: иголки и нитки. Естественно, там остались ее пальчики.

– Нелли наверняка протерла шкатулку…

– Видимо, недостаточно тщательно. Других отпечатков Раисы в квартире не обнаружено.

– Она же не дура! Надела перчатки, перед тем как…

– А шкатулку, по-твоему, трогала без перчаток?

– Прекрати заступаться за нее!

– Я ни за кого не заступаюсь, я рассуждаю логически. Следователь будет рассуждать так же. Для него важны улики, а не эмоции.

– Она тебе покажет логику! – выходила из себя Эмма. – Прикончила Нелли, теперь за тебя возьмется. Не сразу, конечно. Выждет… Глядишь, и останется единственной наследницей! Никодим Петрович твоей смерти не перенесет.

– Что ты меня заживо хоронишь?

– Откуда тебе стало известно про ее отпечатки на шкатулке? Сама поделилась?

– Мы случайно встретились… в больнице. Она сказала отцу, а он – мне. Его это беспокоит.

– Все ясно! – взвизгнула Эмма, хотя ей ровным счетом ничего ясно не было. – Ты готов оправдывать убийцу, лишь бы Раиса не пострадала. К кому же ты тогда будешь лазить под юбку? А может… – Она задохнулась от посетившей ее мысли. – Может, ты себя выгораживаешь?

– По-твоему, я во всем виноват? Скажешь, я и Нелли убил?

– Не исключено! – выпалила Эмма, глядя на него горящими от ревности глазами. – Вы оба с милейшей мачехой сговорились извести нас, чтобы остаться вдвоем и наслаждаться жизнью. Ты ведь и госпожу Ельцову нанял с единственной целью – отмазаться?

В другой раз сочетание слов «госпожа» и «отмазаться» рассмешило бы Леонтия, и он не преминул бы сделать жене замечание. Но сейчас его взбудораженный ум работал в ином направлении.

– Ельцову, да будет тебе известно, наняла сама Нелли, когда была жива! Она предчувствовала свою смерть. Я обязан исполнить волю покойной сестры. Пусть преступник понесет заслуженное наказание, кем бы он ни был!

В его словах звучал наигранный и неуместный пафос, будто Леонтий произносил речь перед публикой. Эта его манера жутко бесила супругу.

– Вот как… – опешила Эмма. – Нелли, значит… Выходит, она кого-то подозревала. Кого же?

– Не знаю, – дернул уголком рта Леонтий. – Думаю, Раису. Я не пожалею денег, чтобы вывести убийцу на чистую воду. Так что ты поторопилась сделать выводы. Тебе, кстати, тоже выгодна смерть Нелли.

Он пожалел о вылетевшей фразе, но взять ее назад было уже нельзя.

Эмма истерически расхохоталась. Ракитины в своем репертуаре. Они даже трагедию умудряются превратить в фарс.

– Да? Ну, попробуй повесить это на меня – я ведь тогда молчать не стану. Расскажу, какие шалости вы позволяли себе в отношении Глафиры. А вскоре ваша мачеха приказала долго жить! Меня Клавдия Прокофьевна честно предупредила, в какое змеиное логово я попаду, если выйду за тебя замуж.

Леонтий побагровел и начал хватать ртом воздух, как выброшенный на берег карась.

– Какие… шалости? Что ты несешь?

Эмма заготовила взрывоопасный аргумент, который собиралась пустить в ход в крайних обстоятельствах, однако не удержалась.

– Две жены твоего отца отправились на тот свет. Уж не вы ли приложили к этому руку?

– Кто – мы?

Он так распалился, что его лицо перекосило: угол рта уже не подергивался, а опустился вниз и потянул за собой мышцы лица. Гримаса эта была нелепа и страшна. Эмма невольно отвела глаза. Она пошла на попятную:

– Вы изводили женщину, которая о вас заботилась… Ты же сам рассказывал!

– Не тебе судить! Каждый варится в своем адском котле. Что ж ты не побрезговала «змеиным логовом»? А? Не побоялась выйти за меня? Или ты вступила в брак с моим кошельком? Заодно и статус замужней дамы приобрела?

– На тебя уже косо поглядывали, – не осталась в долгу Эмма. – Уже поговаривали, что ты голубой. Глафира безмерно устала от вас с Нелли, ей хотелось пожить наконец для себя. А вы не торопились обзаводиться собственными семьями. Поэтому мачеха и попросила свою подругу подыскать тебе женщину, непритязательную, без особых капризов. Выбор пал на меня. Это судьба, Леон, моя и твоя. Ты веришь в судьбу?

Он плеснул себе коньяка в бокал и залпом выпил. Несколько капель пролились на воротник его дорогой рубашки.

– У твоей сестры был любовник…

– Жених!

– Возможно, не один, – заявила Эмма. – Кто-то из них мог убить ее. И раздеть. В назидание!

– Не смей говорить о моей сестре в таком тоне! – сорвался на дискант Леонтий. – Она не продажная девка, чтобы спать с кем попало! Она – Ракитина!

Они разругались в пух и прах. Эмма, обиженная, оскорбленная в лучших чувствах, отправилась спать в гостиную. Леонтий лег в спальне один. Он даже обрадовался этому. В последнее время его перестало тянуть к жене, он совершенно охладел к супружескому сексу. Они с Эммой – чужие друг другу и с каждым днем отдаляются все больше.