– Ротко. Это не кража, Ингрид. Старик мне остался должен. Все эти годы я чистил ему ботинки и убирал за ним дерьмо. Этого хватит, чтобы спокойно отсидеться…

Красный Ротко, подумала Ингрид, такой красный.

Она оттолкнула Сенешаля, обыскала квартиру. Мондо исчез без следа. Старик заявил, что не знает, где он.

Она прижала мрачную морду “манурина” к его виску:

– Напрягите мозги. Он увез Ингрид.

– Похоже, я угадал: она и вправду ему нравится.

– Ваш холуй – бывший военный. И больной на голову.

– Да, мою ошибку зовут Мондо. Я нанял его сопровождать Бореля. Требовался отличный водитель, достаточно сильный, чтобы защитить президента. А потом…

– А потом?

– Мондо стал время от времени оказывать услуги. В делах, о которых не принято распространяться. За это ему много лет хорошо платили. Но он стал неуправляем.

– А Матильда Кандишар – тоже дело, о котором не принято распространяться, дебил? – вмешался Берлен.

– Жозеф, я тут совершенно ни при чем. У этой бедной женщины после смерти мужа появились суицидальные наклонности. Ты же сам знаешь.

– Смерть Матильды – твое послание ее сыну Гийому. Только попробуй дать показания судье Женану – и ты покойник. Так ведь, мразь?

– Жозеф, держи себя в руках. В жизни пригодится, – произнес Сенешаль.

Лола отпустила Сенешаля и не спускала с него глаз, пока он пятился к стене.

– Нам известно о Бореле и “Аэроликсе”.

Недоверчиво взглянув на них, Сенешаль улыбнулся. Лола едва удержалась, чтобы не стереть эту улыбку ударом кулака. Она представила себе, как хрупкое тело Матильды разбивается об асфальт. Как от снопов пламени, вырывающихся из здания отеля, раскаляется небо над Дамаском. Объявила, что американский агент многое им рассказал. За этой атакой стояла вовсе не “Бада”. Ни сирийские власти, ни их французские коллеги не поддались на обман. Дело “Аэроликса” – заранее написанный сценарий. Это грандиозная фальсификация, а ее автор – Жильдас Сенешаль.

Старый гуру скользнул по ней восхищенным взглядом.

– Лола, публика и журналисты – как природа: они тоже не терпят пустоты. В те дни Борель испытывал некоторые затруднения. Рост безработицы и цен на нефть. К тому же увеличился внешнеторговый дефицит. Наверное, это ужасно звучит, но теракт пришелся весьма кстати. Внешний враг заставляет народ сплотиться вокруг своего вождя.

Лола вспоминала архивные видеоролики из интернета. Слова, бьющие точно в цель. Борель, заявляющий, что безопасность сограждан для него превыше всего. Мы сделаем все возможное, чтобы найти виновников этого чудовищного злодеяния.

– Если не ошибаюсь, рейтинг его популярности мигом взлетел до небес.

– Вы не ошибаетесь, Лола. Именно так и произошло. В террористическом мире “Бада” – всего лишь мелкота, жаждавшая признания. Они взяли на себя ответственность за теракт, чтобы создать себе имидж. Весьма логично.

– А вы промолчали.

– И снова вы правы, Лола.

– Настоящая история – не для публики.

– Очень верный вывод.

– И все-таки, Жильдас, тебе придется нам ее рассказать, за тем мы и пришли, – снова вмешался Берлен. – Допустим, заказчиком был сирийский военный. Но кто на самом деле стоял за этим преступлением?

– Президент так и не получил никаких доказательств.

– Но у вас-то были догадки? – спросила Лола.

– Дорогая моя, вы приписываете мне дар ясновидения, однако я им не обладаю.

– Лжете. Агент АНБ заверил нас, что вы знаете.

– Агентство национальной безопасности! Скажите на милость! А вы, оказывается, неплохо поработали.

– Ну и?..

– На самом деле речь шла об одном из посредников в продаже вертолетов. Стремясь перекрыть финансовый источник Луи Кандишара, Борель решил перестать перечислять деньги этим людям. Чтобы те не могли платить откаты.

– Вы хотите сказать, что посредник отомстил таким способом французскому государству?

– Да, именно это я и хочу сказать.

– Значит, у вас должны быть доказательства.

– Только разговор. Который, разумеется, не записывался. Между посредником и мною. Он дал мне понять, что мы играем не по правилам и что за это полагается наказание. Также он предупредил, что в дальнейшем придется вернуться к старым добрым привычкам. Я возразил, что государство не торгуется с жуликами. Это потом сильно сыграло мне на руку. Как бы то ни было, сотрудники “Аэроликса”, к несчастью, уже погибли.

– Оливье де Женану очень кстати будет такое свидетельство.

– Судебная власть ограничивает власть государственную, но не всегда остается в выигрыше. Государственный интерес – не пустой звук.

– Правда иногда бывает горькой, не так ли?

– Разумеется. Не имело смысла ставить под удар стабильность в стране из-за теракта, который все равно уже произошел. Зато мой месседж был услышан на черной бирже торговли оружием. Нельзя топтать ногами власть. Тот же принцип, что и с террористами: государство не ведет с ними переговоры. Нужно быть готовым смириться с некоторым побочным ущербом…

Лола зааплодировала. Сенешаль прервал свою пламенную речь.

– Потрясающе, господин великий политтехнолог! Я почти поверила. Жаль, что все это неправда…

– Уверяю вас, что…

– Вы знали.

– Мне кажется, я вам уже говорил.

– Я не об этом. Прекратите держать меня за идиотку.

– И не думал, моя дорогая…

– Кое-что всему этому предшествовало.

– Простите?

– То, что было до взрыва в “Мэдисоне”. В Дамаске. Машина торгового представителя “Аэроликса” в Сирии. Бомба без взрывателя, подвешенная к шасси. И анонимный звонок. Эта история так и не просочилась в прессу.

– Не ошибусь, если скажу, что это была угроза, – добавил Берлен. – Если вы не заплатите комиссионные, мы поведем наступление на интересы Франции. А конкретнее – на “Аэроликс”. И на сей раз по-настоящему.

Именно об этом Воски не хотел говорить. Благодаря изысканиям, проведенным преданной Габриэль, Берлен сумел найти “убежище” человека из АНБ. Место, где американец строил парусник – свою мечту. В этой благоприятной обстановке Воски и сделал признание. И какое! Борель и Сенешаль знали о готовящемся теракте. И что он произойдет в Дамаске. Не знали точно где, но были в курсе, что так или иначе пострадает “Аэроликс”. Именно об этом Воски рассказал Яну Ренье. И начальнику Берлена пришлось проглотить эту болезненную правду. Невыносимо для честного человека. Тем более что он остался один. Когда я последний раз видел его там, в Дамаске, он совсем пал духом.