просьба будет. Можно я несколько изделий ваших с собой возьму? Вот хоть бы свистульки эти?

– Конечно, берите, Никита Никитич. – Маша достала из шкафа и поставила на стол несколько фигурок, расписанных цветным дулёвским узором.

– А когда Анисим Яковлевич к вам в следующий раз собирался приехать?

– Да вот на Троицу должен быть.

– Не сочтите за навязчивость, можно, я тоже приеду? Поговорю с ним, может, что и прояснится.

* * *

Здание полицейского участка в уездном городе Покрове нашлось чуть в стороне от Владимирского тракта. Судя по тишине, которая стояла на пыльном дворе и внутри, работы у полиции было немного. Никита представился дежурному и попросил встречи с полицейским, который расследовал дулёвские убийства.

Через некоторое время в помещение вошёл чиновник средних лет.

– Павел Андреевич Берёзкин, – представился он. – Чем могу помочь?

– Здравствуйте, Павел Андреевич, меня зовут Никита Никитич Зимин. Я дальний родственник Терентия Яковлевича Кузнецова. Приехал поговорить с вами про убийства в Дулёвской пустоши и на улики посмотреть, если можно. Я изучал современную сыскную науку и новые методы расследования. Хочу помочь найти убийцу.

Полицейский с сомнением посмотрел на молодого человека. Гость был необычный, но имя заводчика Кузнецова требовало уделить ему внимание.

– Да, конечно, Никита Никитич. Я все случаи убийств в протоколах изложил, вместе с доктором жертв осмотрел. Работников заводских сам опрашивал вместе с Терентием Яковлевичем. К сожалению, найти убийцу не удалось.

– А вы ничего странного на местах преступлений не видели?

– Странного? Да сами эти убийства – одна сплошная странность. Куклы эти фарфоровые. «Женихи». Мы весь завод перевернули.

– Павел Андреевич, вы же их всех с собой забирали? Можно на них посмотреть?

– Да конечно. Хоть это и улики. Сторонним людям показывать не положено. Но для пользы дела – пожалуйста.

Пристав открыл дверь встроенного в стену шкафа, который служил ему сейфом. На верхней полке стояли четыре одинаковые фарфоровые фигурки. Они были разукрашены синей гжельской росписью.

* * *

На Троицу выдался тёплый, солнечный день. Никита подъезжал в экипаже к дулёвской усадьбе Кузнецовых, встречая на дорогах празднично одетых жителей соседних деревень, которые возвращались из церквей.

Во дворе усадьбы тоже была праздничная обстановка. Стояли запряжённые повозки, видимо, хозяин и его гости только недавно вернулись. Выяснив у прислуги, что Терентий Яковлевич пьёт чай вместе с дочерью и приехавшим в гости братом, Никита поднялся на высокое крыльцо и зашёл в большую комнату.

За столом рядом с Терентием Яковлевичем сидел его младший брат Анисим Яковлевич Кузнецов. Внешне братья были очень похожи, разве что у младшего было чуть меньше седых волос в густой бороде. В стороне за столом сидела Мария Терентьевна. Кузнецовы пили чай. На столе стоял самовар, было большое количество выпечки и сладостей по случаю праздника.

Терентий Яковлевич поднялся, встречая нового гостя.

– Никита Никитич, проходи, дорогой. Ну, что расскажешь про поиски душегуба? Я Анисиму говорил уже, что ты это дело по новой науке расследовать взялся. Если его помощь нужна, спрашивай, не стесняйся.

Анисим Яковлевич посмотрел на Никиту тяжёлым взглядом.

– Чем же, мил человек, тебе помочь? Я в хозяйстве брата не разбираюсь, бываю как гость, и то нечасто.

– А можете точно вспомнить, в какие дни за последний год приезжали сюда и кто ещё с вами из Новохаритонова был?

– Ну как, – продолжил младший Кузнецов, – вот также год назад на Троицу. Затем по окончании Успенского поста приезжал на Иоанна Предтечу. На Покров был, в прошлом году осень тёплая долго стояла. Зимой я брата не навещаю, в нашем деле работы много. Ну и по весне уже на сплошной седмице.

На лбу Анисима Яковлевича выступила испарина – то ли от выпитого чая, то ли от попыток вспомнить свои поездки.

– Со мной, кроме кучера, никто и не ездит. Мы с Терентием по завещанию родителя нашего все дела порознь ведём, заводские наши люди друг с другом не общаются. А что ты спрашиваешь?

– Вам, Анисим Яковлевич, брат про «женихов» фарфоровых, которых рядом с убитыми работницами находили, не рассказывал?

– Рассказывал про бесовщину эту. Кто знает, что у лиходея на уме.

– Никита Никитич, не томи, – обратился к нему Терентий Яковлевич. – Что в Покрове в полиции раскопал?

– А то, господа, что статуэтки эти расписаны не дулёвскими красками, а в гжельской манере. Синие они.

При этих словах Никита достал из кармана и поставил на стол маленькую фарфоровую статуэтку, расписанную сине-голубыми красками, которую он позаимствовал в уездном участке.

Кузнецовы посмотрели на статуэтку. Румянец на лице Марии Терентьевны сменился бледностью. Её отец и дядя, поочерёдно взяв фигурку в руки, изучили. Анисим Яковлевич поставил «жениха» на стол.

Никита спросил:

– Может, их привёз кто-то вместе с Анисимом Яковлевичем с гжельского завода?

– Да некому их привозить. Один я приезжаю.

Кузнецов-младший начал хмуриться, ещё не понимая, к чему ведёт свой разговор странный гость. Старший брат тоже смолк, а затем медленно произнёс:

– Никита Никитич, это что же ты такое говоришь? Агашек-то находили как раз после того, как Анисим у меня бывал. Уж не брата ли ты обвинить хочешь?

– Я, господа, на факты смотрю. Мы убийцу здесь ищем, а роспись на женихах совсем не дулёвская.

– Факты, говоришь, – Анисим Яковлевич говорил спокойно, но было видно, что он всё больше и больше распаляется. – Ну, пойдём посмотрим на факты твои. Вон она, повозка моя, во дворе стоит. «Женихов» я привёз, говоришь. Ну, пойдём посмотрим на «женихов» этих. Пойдём, пойдём, раз факты.

Кузнецов-младший встал из-за стола и, приглашая брата и Никиту, направился к двери. Мария Терентьевна пошла вслед за мужчинами.

Во дворе, подойдя к своей повозке, Анисим Яковлевич открыл дорожный сундук, стоящий на ней.

– По науке, говоришь, – он яростно смотрел на Никиту, – вот, смотри, на науку свою.

Анисим Яковлевич резко выдернул из сундука кусок плотного сукна, который укрывал находившиеся в нём вещи. При этом движении что-то небольшое бело-синее вылетело из ткани и упало на землю рядом с повозкой.

В пыли, прямо под ногами подошедшей Марии Терентьевны, лежал фарфоровый «жених». В наступившей тишине Никита наклонился и поднял статуэтку. В его руках были две одинаковые фигурки.

Братья Кузнецовы смотрели друг на друга.

– Анисим… Да как же… Да зачем?

– Господа, успокойтесь. Очевидно, что Анисим Яковлевич про фигурку в своём сундуке ничего не знал.

– А кто знал? Никита Никитич, мы же своими глазами всё сейчас видели? Это же из Гжели поделка. Или Анисиму её в Новохаритонове в дорогу положили? Анисим, может, расскажешь?

– Господа, я расскажу.

Сказав это, Никита достал из кармана носовой платок, взял одного из «женихов» и, завернув в платок, положил на ступеньку крыльца и с силой ударил по нему лежащим рядом камнем. Послышался звук раздавленного фарфора. Братья Кузнецовы вопросительно смотрели на Никиту. Развернув платок, он положил осколки перед ними. Мария Терентьевна побледнела.

– Посмотрите, внутри статуэтки, там, где она плохо обожжена, глина белого цвета. А на гжельских заводах в неё специальную примесь добавляют, чтобы потом синий колор хорошо ложился. Необожжённые места красные получаются, почти коричневые. Так Анисим Яковлевич?

– Да так. У нас весь бой в красноту отдаёт.

– А здесь на заводе такую примесь не используют, не нужна она для дулёвских разноцветных и золотых розанов. Так что получается, эту фигурку не в Гжели сделали, а, скорее всего, здесь. Кто-то её в повозку подкинул. И этот человек знал про мой приезд для разговора с Анисимом Яковлевичем.

Анисим Кузнецов посмотрел на брата.

– Терентий, ты что же такое удумал? Извести меня захотел? В убийствах агашек своих обвинить?

– Анисим…

– Что Анисим? Ты думаешь, я не вижу, что ты на отцовское наследство до сих пор смотришь? Меня на каторгу захотел отправить, а харитоновский завод к себе прибрать?

– Да к чему мне твой завод? Мы же двадцать лет как обо всём договорились.

– А значит, не обо всём. Небось, это ты лиходеев нанял и куклы синие агашкам подкинул? Завидуешь нашей гжельской росписи? Хочешь и себе такую, да батюшка наш в своё