Луша содрогнулась. Лучше бы она не понимала их ужасного наречия… Счастливое лицо Руси заслонилось в её воображении тем, другим, являвшимся ей в страшных снах, — измученным, серым, с запёкшимися растресканными губами, ввалившимися глазами, с толстой верёвкой на шее. Заплясали рваные языки пламени. Заклубился чёрный дым, заволакивая сведённые страхом и болью знакомые черты.

Под крики разъярённых людоедов смысл и назначение привидевшегося ей костра стали вдруг как-то особенно очевидны. Страшный сон на глазах становился явью.

Кулаки сами собой сжались, и Луша не выдержала. Она выскочила из укрытия, в порыве какого-то дикого, безрассудного отчаяния вклинилась в толпу островитян, и яростно работая локтями, буквально на четвереньках стала протискиваться меж татуированных босых ног к самому центру.

Но Руси там не было, да и быть не могло: мгновение назад он и Макар буквально растаяли в дрожащем от зноя воздухе Нукагивы, оставив после себя лёгкий, едва уловимый запах озона, но этого исчезновения никто не заметил.

* * *

Когда Вильям, увидев, наконец, небольшую процессию, приближающуюся по тропе из глубины джунглей, выдохнул облегчённо и повернулся к ней, чтобы ещё раз объяснить, что Робертс — это он сам, только пятнадцать лет назад, девочки рядом не оказалось.

Выругавшись, Вильям вскочил на ноги. В тот же миг он увидел, как возвышавшийся над толпой Маухау — самый рослый и сильный нукагивский воин, татуированный с головы до пят, угрожающе поднял над головой копьё, готовый к безжалостному смертоносному удару.

Вильям весь подобрался. Чутьём охотника и воина он понял, что сейчас случится непоправимое. Если прольётся кровь, война неизбежна…

Внезапно Маухау издал истошно-скулящий, какой-то совсем не воинственный крик. Железная рука его дрогнула и копьё, сорвавшись, воткнулось куда-то вниз, в центр бурлящего, волнующегося круга.

В это мгновение Вильям, словно в нём сорвалась какая-то пружина, вылетел на поляну с воплем:

— Король Тапега свободен!

Бритые головы, все как одна украшенные рожками, повернулись на крик. На лицах туземцев были растерянность и смятение.

— Король Тапега здесь! Посмотрите, он идёт к нам! — надрывался Вильям, показывая туда, где по тропинке вышагивал сам нукагивский король, живой и невредимый, завёрнутый в отрез красной ткани, подаренной ему Крузенштерном. Из-за его плеча выглядывал встревоженный Робертс.

Толпа радостно ахнула и кольцо распалось.

Островитяне, радостными криками приветствуя Его туземное величество, бросились к своему королю.

* * *

Прибой меж тем заметно утих, и баркас «Невы», стоявший весь день поодаль на верпе, торопливо подгрёб к самому берегу. Мичман, схватив юнгу Раевского в охапку, буквально забросил его в лодку. Матросы, не дожидаясь повторной команды, попрыгали следом. Люди молча налегли на вёсла, угрюмо поглядывая в сторону негостеприимного берега.

Отойдя на порядочное расстояние от пенистой полосы прибоя, они увидели Робертса — энергично загребая и изредка отфыркиваясь, он плыл вслед за баркасом. Они дождались англичанина, и как только голова пловца поравнялась с баркасом, несколько крепких, загорелых, почерневших от смолы рук сразу протянулось к нему, помогая взобраться в лодку.

Мокрый Робертс с усилием перевалился через борт, встряхнулся, и уселся рядом с Раевским. Он с интересом вгляделся в лица гребцов, как будто припоминая что-то давно забытое, а потом, остановив прямой, немного насмешливый взгляд на юнге, заговорщически подмигнул мальчишке.

Тот сидел, притихший, и, приоткрыв рот, нащупывал языком образовавшуюся между зубами дырку.

— Что, брат, зуб в ноге у дикаря оставил? — спросил один из матросов.

Остальные, заметно повеселев вдали от туземных копий, громко захохотали.

— Ржёте, а надо парню спасибо сказать, — отирая вспотевшее лицо рукавом, заметил мичман. — Если б он этого дикарского громилу за ногу не тяпнул, тот бы точно кого-нибудь своим копьём порешил. А уж тогда бы всем нам несдобровать!

— Да, опоздал бы тогда Робертс со своим Тапегой…

— Молодец, мальчишка. Не растерялся.

Матросы стали обсуждать, как взвыл дикарь, как он от неожиданности промахнулся, как всадил копьё в песок на полметра.

А Луша вспомнила, как Руся строго внушает младшему брату Федюньке, что кусаются только визгливые глупые девчонки, и тоже, наконец, улыбнулась.

* * *

Тем временем волнение среди туземцев окончательно улеглось, и дикари разбрелись каждый по своим делам.

На берегу остался здешний англичанин. Молодой Робертс, жилистый, и несколько более поджарый, чем его старший двойник, стоял на песке, по-матросски широко расставив ноги, и пристально глядя вслед баркасу. В руках у него был нукагивский знак доблестного воина — выскобленный добела череп, который островитяне как трофей обычно подвязывали к поясу. Череп был предназначен в подарок капитану «Невы», однако передать его в этой суматохе не удалось.

Робертс подумал о подлой выходке Кабри, и лицо его потемнело. Он поднял череп до уровня своих глаз, повернул его к себе «лицом» и мрачно уставился в пустые глазницы.

Череп вдруг щёлкнул суставом и откинул нижнюю челюсть, будто что-то хотел поведать Робертсу. Хронодайвер ухмыльнулся и энергично стукнул по ней ладонью. Череп послушно захлопнул разинутый рот. Робертс хмыкнул, покачал головой и, отчего-то раздумав вплавь догонять ушедший баркас, отправился восвояси.

А в это время Крузенштерн выбрался наконец, в гости к Лисянскому — примерно через час после этого странного происшествия с так и не купленной свиньёй. Разумеется, Иван Фёдорович покинул «Надежду» не прежде, чем убедился в том, что король Тапега, уставший, наконец, крутиться перед большим зеркалом в капитанской каюте, был благополучно доставлен на берег в корабельной шлюпке.

Не успел Крузенштерн подняться на борт «Невы», как ему доложили — островитяне пришли в возмущение и вооружились: разнёсся слух, будто Тапега взят европейцами под стражу.

— Что за ерунда! — Крузенштерн не знал, что и думать. — Никто и не собирался его арестовывать. Он давно уже дома! — обратился он к Лисянскому. Тот смолчал. Глядя на баркас, посланный с утра за водой и теперь приближающийся к шлюпу, он пытался понять, все ли люди целы.

* * *

— Докладывайте! — кратко распорядился Крузенштерн, когда вновь прибывшие моряки появились, наконец, на палубе. Одного взгляда на взволнованного мичмана и взбудораженных матросов ему было достаточно, чтобы понять — там тоже что-то случилось.

Мичман пустился в объяснения, что команда едва избежала стычки с аборигенами, но благодаря вмешательству Робертса удалось избежать кровопролития.

Робертс, слушая доклад вполуха, насмешливо поглядывал на юнгу, скалящего зубы в кадку с водой: Раевский внимательно вглядывался в своё отражение, видимо, пытаясь понять, сохранила ли его обворожительная улыбка свою прежнюю привлекательность.