Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 48 49 50 51 52 53 54 55 56 ... 90
Перейти на страницу:

— Только не по лицу! — взмолился я.

— Заткнись, — был ответ. Он запустил пятерню мне в волосы. И поднес ремень к лицу. — Целуй!

Пахнуло знакомым ароматом хлорки. Я с благодарностью поцеловал орудие наказания.

Он был знатоком.

— Мерзкий сученыш, — дернул он меня за волосы, и ремень исчез у меня за спиной.

— Да, сэр, — простонал я, закатив глаза.

— Мудила ты грешный!

— Да… да, сэр. — Мои ягодицы тревожно сжались в предвкушении удара.

— Говори! — скомандовал за спиной железный голос.

— Я отвратителен, сэр. Достоин наказания.

— Дальше!

— Я просто петух вонючий, сэр! Накажите меня за это!.. Построже. — Жар распространился по всему телу, до пяток, до кончиков пальцев. Я не слышал больше ничего, кроме его дыхания. — Господи… пожалуйста! — завопил я.

— Тебе ведь это надо? — вкрадчиво спросил он из-за спины.

— Да, прошу вас.

— Свинья!

Это слово было вырезано у меня на животе. Я замер, почувствовав во рту железный привкус, и кивнул.

— Повтори!

— Я свинья, просто прожорливая свинья, сэр! — доложил я.

Он довольно рассмеялся.

— Вот и прекрасно. Но ты еще и осел, потому что пришел сюда.

— Так точно, сэр! Я петух, свинья и осел!

— Замечательно! — хохотал он.

Я увидел, как скользнула его тень — рука с ремнем на миг зависла в воздухе, словно он делал подачу из аута, и на меня обрушилась кожаная плеть со знакомым свистящим звуком, сопровождаемым треском кожи. Я содрогнулся всем телом.

— Спасибо, сэр, — пролепетал я.

— Ведь я должен наказать тебя, не так ли?

Я согласно мотнул головой. Новый удар. Тело извивалось, стараясь избежать боли. Странно: чем больнее, тем сильнее хотелось подставить его под удар.

Он клеймил меня самыми обидными, самыми мерзкими прозвищами, каких не было начертано даже на моем теле, и каждый раз сопровождал это очередным ударом. Не забывая при этом напоминать, чтобы я его величал не иначе как «сэром». И требовал, чтобы я просил его — просил! — наказать меня еще сильнее. Иногда он при этом смеялся, иногда свирепел и жарко дышал мне в затылок. Я должен был умолять его, чтобы он не прекращал пытки.

И вот в его руке что-то звякнуло.

— Закрой глаза, сука! — Рука его вцепилась в промежность. — Я сказал, зенки закрой! А ты не слишком сообразителен, — расхохотался он. — Еще не догадываешься, что тебя ждет?

Я совершенно обмяк, провиснув на дыбе. Что-то холодное коснулось моего левого соска. У меня перехватило дыхание.

— Так, значит, хочешь, чтобы я тебя исправил? Чтобы научил, как вести себя? — Что-то кольнуло справа, будто через мой правый сосок пропустили иголку с ниткой. — Ты у меня научишься слушаться.

— Да, — меня обдало жаром. — Прошу вас, сэр.

Металлические зубчатые прищепки защемили соски, с них свисали цепочки. Я ощущал их холодный прикус — он подергал за цепочки, поочередно. Я почувствовал его ладонь на щеке и зарылся в нее лицом, словно пес, который просит, чтобы у него почесали за ухом. Я поцеловал и лизнул его в ладонь.

— Нравится?

Еще одна прищепка впилась мне между ног. У меня моментально закружилась голова, и он похлопал меня по щеке, словно для того, чтобы привести в чувство. Я удивленно заморгал. Он сместился вперед и был на расстоянии всего в несколько дюймов.

— Я не стану резать твое личико, — пообещал он. — Если тебе повезет. В общем, постараюсь. — Он потрепал по другой щеке. — Закрой глаза.

Я снова услышал металлическое позвякивание, вздрогнул и заскулил.

— Теперь еще раз напомни мне, кто ты такой.

Мне пришлось напомнить, что я петух, свинья и осел. И к тому же потаскуха. Я тянулся к его ладони, как лошадь к соли, а он в это время дергал за цепочки и, казалось, медленно рвал мое тело на части. Как можно описать боль, которая достается через мучение, и в то же время приносит несказанное облегчение, утешает и успокаивает? Как объяснить боль, что сжигает, точно мука, но успокаивает и возбуждает одновременно — больше чем ласка и поцелуй? Его палец скользнул по моим тубам и забрался в рот. Остальные перебирали по лицу, точно паучьи лапы. Я сосал этот палец, а он двигал им во рту.

— Ты вшивый лобок!

Оглушительная пощечина выбила искры из глаз. Я сморгнул наливающиеся в глазах слезы. Он опять задергал за цепи.

— Говори! Говори мне! Ты, петух продажный!

— Я подлый, грязный, вшивый… — Тело пыталось уйти от боли и вертелось на дыбе. Грудная клетка вывернулась, как покоробленная фанера. Он снова зашел сзади.

— А теперь настало время преподать тебе урок.

Я уже сжал кулаки в ожидании немыслимой боли и, выпучив глаза, уставился в кирпичную стену.

— Покаяние. Я хочу покаяния. — В висках нетерпеливо стучал пульс.

— И ты его получишь. Ведь ты был несносным мальчишкой?

— Пусть я заплачу за это, сэр, — прошептал я. И почувствовал, как он поднимает ремень.

— А теперь пришло время слез.

— Сейчас он у меня заплачет! — кричала мама, больно выкручивая запястье.

— Никогда еще не видел такого циничного воришки, да еще в таком возрасте, — заметил седовласый охранник магазина, погрозив пальцем. Сырой бифштекс и шесть банок пива из моего рюкзака были выложены на стол. — Видишь, до чего довел мать?

Молодая кассирша-блондинка с перманентом, задержавшая меня на кассе, укоризненно покачала головой.

— Небось украл для своих дружков — таких же бандитов.

— Бандитам в наш магазин ход закрыт, мадам. — Менеджер торопливо протер ботинки о брюки.

Я знал — втайне мать сейчас потешается над ним, старающимся произвести на нее впечатление. Она обмахивалась рукой, как будто бы ей было нестерпимо душно и сама она находилась в полуобморочном состоянии.

— Отрадно слышать это, сэр… — сказала она, забросив ногу на ногу.

— Мы проводим особые службы, в нашей церкви, при храме Девы Вечной Любви и Милосердия, но все это напрасно, по-моему.

Она приглушенно хмыкнула, а у меня вырвался достаточно откровенный смешок. Она тут же отвесила мне пощечину. Я продолжал улыбаться — и ничего не мог с собой поделать, хотя знал, что расплата не за горами.

— Да, мадам, полиция здесь не поможет, принимая во внимание возраст преступника… Да… — менеджер заглянул мне в лицо, — потрясающее явление. — От него тянуло тунцом и маринадом. — Тебе совсем не стыдно, мальчик?

Мама закашлялась:

— Он стал таким после смерти отца, несколько лет назад. Помните, был большой пожар? Мой муж был пожарным в Таллахасси.

1 ... 48 49 50 51 52 53 54 55 56 ... 90
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?