денег, которую вы можете потерять. В любом случае, закончив объяснение парадокса, Амос сказал: «О’кей, Редельмейер, найди мне медицинскую аналогию!»

Медицинских аналогий у Редельмейера было хоть отбавляй. «Я знал кучу медицинских аналогий, – вспоминает он. – К моему удивлению, Амос замолчал и слушал меня очень внимательно». По мнению Редельмейера, аналогия заключается в двойственной роли врача. «Врач должен быть идеальным агентом пациента, а также защитником общества. Врачи имеют дело с пациентами по одному за раз, в то время как политики от здравоохранения имеют дело со сводными показателями».

Но между этими ролями существует конфликт. Наиболее безопасным лечением для пациента может быть, например, курс антибиотиков; однако бо́льшее сообщество страдает, когда антибиотики применяются в чрезмерном объеме и бактерии, для лечения которых они предназначались, эволюционируют в новые версии самих себя, более опасные и устойчивые к антибиотикам. Истинный врач должен не просто защищать интересы отдельного пациента, но рассматривать всю совокупность пациентов с этим заболеванием. Врачи постоянно сталкиваются с одним и тем же заболеванием; в процессе лечения пациентов они не просто делают одну ставку, нужно делать такие же ставки снова и снова. Одинаково ли ведут себя врачи, когда речь идет об одной игре и когда о той же игре, повторяющейся многократно?

Статья, которую впоследствии написали Амос и Редельмейер[33], показала, что при лечении отдельных пациентов врачи вели себя иначе, чем когда они разрабатывали подходы для лечения группы пациентов с теми же симптомами. Они с большей вероятностью заказывали дополнительные исследования, чтобы не поднимать проблемные вопросы, и с меньшей спрашивали, хочет ли пациент отдать свои органы в случае смерти. В лечении отдельных пациентов врачи часто делали то, что не одобрили бы при работе над политикой здравоохранения по отношению к группам пациентов с таким же заболеванием.

Все врачи соглашались, что, раз того требует закон, они должны сообщать властям имена пациентов с эпилепсией, сахарным диабетом или другими диагнозами, которые могут привести к потере сознания во время вождения автомобиля. На практике они этого не делали, что вряд ли было в интересах даже конкретного пациента. «Этот результат – не просто еще одно проявление конфликта между интересами пациента и общества, – писали Тверски и Редельмейер в письме к редактору журнала. – Расхождение между совокупной и индивидуальной перспективами также существует и в сознании врача. Проблемы следует каким-то образом решить; странно одобрять лечение в каждом конкретном случае и отклонять его в целом, или наоборот».

Смысл был не в том, что врач неправильно или неадекватно лечил отдельных пациентов, а в том, что он может лечить своего пациента одним способом, а группу пациентов, страдающих точно таким же заболеванием, – другим. И смысл этот весьма тревожил – по крайней мере, тех врачей, которые наводнили New England Journal of Medicine письмами с отзывами на статью. «Большинство врачей стараются поддерживать фасад рациональности, научности и логичности, и это большая ложь, – сказал Редельмейер. – Нас ведут надежды, мечты и эмоции».

Первая статья Редельмейера с Амосом привела к другим идеям. Вскоре они встречались не только в кабинете Амоса днем, но у него в доме поздно ночью. Работа с Амосом не тяготила. «Это была чистая радость, – говорил Редельмейер. – Чистое удовольствие». Он чувствовал на каком-то глубинном уровне, что находится в присутствии человека, который изменит его жизнь. Из уст Амоса прозвучало множество идей, и Редельмейер знал, что он все их запомнит навсегда.

Часть хорошей науки – это видеть, что могут видеть и остальные, но думать о том, о чем никто еще не говорил.

Разница между очень умным и очень глупым зачастую невелика.

Так много проблем возникает, когда люди не проявляют послушания, когда до́лжно быть послушными, и не проявляют творчества, когда до́лжно быть творческими.

Секрет хорошего исследования – быть немного недозагруженным. Вы растрачиваете годы, если не в состоянии потратить часы.

Иногда проще сделать мир лучше, чем доказать, что вы сделали мир лучше.

Редельмейер подозревал, что Амос уделяет ему так много времени, потому что Редельмейер не женат и готов рассматривать часы между полуночью и четырьмя утра как часть рабочего дня. «Ему требовались конкретные примеры для проверки своих теорий, – говорил Редельмейер, – причем именно в медицине».

Амос имел ясное представление о том, как неправильно люди понимают случайность. Например, они обладают невероятной способностью видеть закономерность там, где ее нет. Посмотри любую игру НБА, объяснял Амос, комментаторы, фанаты и порой даже тренеры считают, что у баскетбольного шутера «горячая рука». Просто потому, что некий игрок за последнее время несколько раз попал в корзину, считалось наиболее вероятным, что именно он забросит следующий трехочковый. Лучший шутер, конечно, с большей вероятностью забросит следующий мяч, чем менее способный игрок, но серии, наблюдаемые болельщиками, комментаторами, да и самими игроками, были просто иллюзией. Амос попросил Редельмейера найти в медицине такую же ложь.

И Редельмейер вскоре нашел пример: широко распространенное убеждение, что артритные боли связаны с погодой. Еще Гиппократ писал в 400 году до н. э. о влиянии на болезнь ветра и дождя. Даже в конце 1980-х годов врачи предлагали пациентам с артритом переезжать в страны с более теплым климатом. Редельмейер нашел большую группу пациентов, страдающих артритом, и попросил их фиксировать свое самочувствие в разное время. Затем он сравнил эти отчеты с данными о погоде. Довольно быстро они с Амосом установили, что, несмотря на заявления пациентов о связи болей с погодой, никакой значимой корреляции между ними не обнаружилось.

Онако они не остановились на достигнутом. Амос хотел объяснить, почему люди видят связь между болями и погодой. Редельмейер проинтервьюировал пациентов, чья боль, по его данным, не коррелировалась с погодой, но все они, как один, по-прежнему настаивали на своем и приводили в качестве доказательств несколько случайных моментов, которые оправдывали их веру.

Баскетбольные эксперты принимали случайные серии бросков за закономерности, которых на самом деле не существовало. Больные артритом находили в своих страданиях связь, которой не было. «Мы определяем это явление как выборочное сопоставление, – писали Тверски и Редельмейер. – Пациентов с артритом выборочное сопоставление заставляет искать изменения в погоде, когда они испытывают усиление боли, и уделять мало внимания погоде, когда боль стабильна… Один день с сильной болью и плохими погодными условиями может поддерживать целую жизнь веры в связь между ними».

Но если в артрите никакой закономерности не было, то в своем сотрудничестве с Амосом Редельмейер видел очень четкую закономерность. Проявления в медицине общих идей Амоса о ловушках в человеческом мышлении были почти не изучены. «Иногда мне казалось, что Амос просто тестирует на мне