в ответ пару кивков. Они подошли к беседке, товарищ Цвигун заявил:

— Сидите, а я переоденусь пойду, — и направился к дому.

Пожав плечами, я опустился на скамейку.

— Твоя махинация? — подозрительно прищурился Высоцкий, усевшись напротив.

— На кой оно мне? — ответил я вопросом на вопрос и подозрительно прищурился сам. — А может ваша?

— А мне на кой? — хмыкнул он, сложил руки на груди и окинул взглядом «поляну», разочарованно поморщившись.

Потому что ничего алкогольного на столе пока нет.

— Получается дедова, — развел я руками. — А на кой ему — не знаю, но догадываюсь. А вы?

— А я — знаю, — фыркнул он.

— Поделитесь?

— Дурачком перед кем попроще прикидывайся, — отмахнулся он.

— Ценит вас дед, уважает, — вздохнул я. — И на меня такое отношение проецирует: подразумевается, что мне обидно, что вы на меня дуетесь.

— Я дуюсь? — охренел от наглости Высоцкий.

— Вы же актер, — развел я руками. — Профессионально деформированы. На Первомае настолько старательно меня не замечали, что это заметили даже те, кто не хотел.

— То же мне физиогномист, — отвернулся Высоцкий.

— А мне на самом деле плевать, — продолжил я. — Я в параллельной реальности существую, специально, чтобы не напрягать никого — у меня свои дела, у творческой тусовочки — свои. Так, по делу иногда пересекаемся. Что ж, если никаких обид нет, предлагаю посидеть вечерок да разбежаться — дед больше влезать не будет, он человек совестливый, и сейчас очень грустит, что вас прогнуть пришлось.

— Меня и не такие прогнуть пытались, — ушел в стадию отрицания Владимир Семенович.

Тут из дома вышел переодевшийся в спортивные штаны, теплую тельняшку и куртку товарищ Цвигун. В руках — две бутылки вискаря, что вызвало легкое оживление Высоцкого.

— Буржуазируемся, — прокомментировал я выбор напитка.

— Сам просил, — хмыкнул Семен Кузьмич.

— А тебе не рано? — подколол меня Высоцкий.

— Х*ево мне, Владимир Семенович, — пока Председатель КГБ сворачивал крышечку, поведал я. — Учительница русского и литературы умерла, Виктория Викторовна. Беременность плохо прошла. А осеменителем мой горе-дядюшка приемный выступил, с которым я ее лично познакомил.

— Ты-то причем? — нацедил чуть-чуть в стаканы Цвигун. — Взрослые люди, сами за себя решать могут.

— Так, — кивнул я, достав из ведра с водой бутылку «Пепси». — Но все равно грустно, — разбавил содержимое своего стакана и брякнул туда пару кубиков льда из ведерка. — Вам намешать? — предложил остальным.

— Давай, а то мне много нельзя, — согласился Семен Кузьмич.

— Я лучше чистого, — отказался Владимир Семенович.

— Помянем хорошую женщину, — огласил я, и мы накатили не чокаясь. — Как там, в Иркутске? — спросил Высоцкого.

— Следишь? — хмуро спросил он.

— Товарищи следят, — покачал я головой. — А я так, подглядываю.

— Что за страна? — завладев бутылкой и налив себе половину стакана, вздохнул Владимир Семенович. — Стукач на стукаче и стукачом погоняет.

— Во Франции-то, понятно, такого нет, — ухмыльнулся я, ощущая победную поступь алкоголя по молодому и нетренированному организму.

— Есть, — неожиданно для меня признал Высоцкий. — Но только по делу, а у нас… — махнул рукой. — За Родину! — предложил тост.

— За Родину! — охотно поддержал я.

— За Родину, — присоединился Цвигун.

Выпили, закусили шашлыком.

— А где проходит грань между «по-делу» и «стукачеством»? — заинтересовался я.

— Когда кто-то ворует — это по делу, — пояснил Высоцкий. — А когда за мной «топтуны» днем и ночью ходят и тебе отчеты шлют — это «стукачество».

— Нет «топтунов», — отмахнулся я. — Мероприятия организовывает Госконцерт, вот они мне графики гастролей и присылают. Все, не только ваши.

— Зачем? — удивился Владимир Семенович.

— Чтобы я свои и Оли Кучер концерты назначал туда и тогда, где народ заскучал, — пояснил я. — Ну и так, из любопытства — статистику собираю, кто ленится, а кто — нет. Ленивых не трогаю, а трудолюбивых в Хрущевск зову, телеконцерты снимать.

— Врешь поди, — отмахнулся Высоцкий.

— Мне, как псу кровавого режима, веры нет, — ухмыльнулся Семен Кузьмич. — Поэтому промолчу.

— Обложили, — вздохнул Владимир Семенович. — За свободу!

— За свободу!

— За свободу.

Мой коктейль закончился, и обосновавшийся «на разливе» Высоцкий бахнул мне те же пол стакана, что и себе. Я был не против, но чистый вискарь пить морально и физически не готов. Разбавляем.

— Ты на Серегу посмотри, Володя, — решил поспорить Цвигун. — Вот его «обложили» — без охраны из дома выйти не может, в подъезде звено автоматчиков бдит. А ты — вон, гитару на плечо, и по Москве ночной бродить.

— Не ощущаю проблем, — поделился я чувствами. — Мое КГБ меня бережет! — неожиданно для самого себя хохотнул.

— Окосел, — прокомментировал Высоцкий. — Только у тебя-то охрана, а у меня — наружка.

И без тоста опорожнил стакан. Тоже глоточек сделаю, пожалуй — место для «Пепси» освобожу, а то крепковато.

— А как тебя такого важного без присмотра оставишь? — риторически спросил Цвигун. — На территорит страны — члена блока «НАТО», где агентуры вражеской как у дурака фантиков?

— Меня не завербуешь! — гордо заявил Владимир Семенович.

— Не завербуешь, — подтвердил Семен Кузьмич. — А вот подставить так, что сам не поймешь, как так вышло — запросто.

— Это как? — изобразил утрированное любопытство Высоцкий.

А чего это у меня так быстро коктейль кончается? Эх, собака, хорошо сидим! Не ляпнуть бы спьяну чего лишнего.

— Бушар Гуиллом — знаешь такого? — спросил Цвигун.

— Скажешь — агент ЦРУ? — фыркнул Владимир Семенович.

— МИ-6, — покачал головой Семен Кузьмич.

— Не поверит Владимир Семенович, — влез я. — В его глазах там не вражеская территория, а культурный центр с приятными в общении, воспитанными людьми — не нам, сиволапым, чета.

— Ты тему не переводи, — повелся Высоцкий. — Мне Бушар ничего не предлагал, вопросов скользких не задавал — в ресторане посидели и разошлись. Нормальный мужик!

— А ему ни предлагать, ни спрашивать и не надо, — спокойно ответил Цвигун. — Ты в НИИ Точмаш №67 выступал? Выступал! Как тебя там встретили рассказывал? Рассказывал. Поздравляю — имена двоих кандидатов наук англичанам выложил, а нам за тобой дерьмо прибирать пришлось. Рассказать?

— А расскажи! — с вызовом посмотрел на него Владимир Семенович.

— Двадцать второго марта, в восемь часов вечера, в квартиру Григория Андреевича Пирогова позвонило двое представившихся сантехниками «воров в законе», — начал излагать Цвигун. — Григорий Андреевич — чистейшей души человек — их впустил. Дальше ему голову разводным ключом проломили, жену с сыном в ванной заперли и вскрыли сейф со стратегического значения документацией. Вот тебе, бл*дь, и «нормальный мужик Бушар».

Высоцкий помрачнел и опорожнил стакан.

— Не верите, — вздохнул я. — Во народ, бл*дь, ворье им лучший друг и образец для подражания, Бушары — «нормальные мужики», а родному КГБ веры нет.

— Разводите меня, — буркнул Владимир Семенович, распечатав вторую бутылку. — Вор на врагов работать не станет — западло.

— Ржака! — хохотнул я и опорожнил стакан.

— А ты им верь больше, — посоветовал Цвигун. — «Понятия»… Ну-ка, Сережка, как ты там говорил?

— «Понятия» — комплекс примитивных психологических манипуляций, направленный на отжатие ништяков у «фраеров», — ответил я. — В качестве «ништяков» может выступать, например, жопа сокамерника. Находясь большую часть жизни в местах не столь отдаленных, человек начинает жить одним днем, по принципу получения как можно большего количества удовольствий «в моменте». Зазеваешься — натурально вые*ет. А когда в побег идут, частенько берут «консерву», которую съедают, если дела пойдут плохо. Хороши «понятия»?

— Ты-то откуда знаешь⁈ — не выдержал Высоцкий. — Молокосос! Ты хоть знаешь, каково в лагерях⁈ Есть понятия «воровские», а есть — «людские». Человеком оставайся и живи спокойно! А если фраер сам ботинки в «очко» проиграл, кто ему виноват? Не умеешь играть — не берись!

— Я умываю руки, — отмахнулся и опорожнил стакан. — Классическая проблема Советского интеллигента: видит перед собой социопата и теряет голову, как обезьянка перед удавом Каа, — щедро сдобрив сарказмом, продолжил. — Всю жизнь по лагерям! Ни дня в жизни не работал! Мужиков в жопы е*бет, чифир пьет да в карты играет — ну очевидный сверхчеловек и образец для подражания.

— Будет меня еще малолетка жизни учить! — презрительно фыркнул Высоцкий и налил мне и себе.

Семен Кузьмич так первую порцию и цедит — здоровье бережет.

— Кто-то же должен, — хрюкнул я, смешав коктейль.

— Ты вообще что о жизни знаешь? У тебя дед — Генеральный! — разверзлись надо мной гроздья гнева. — В телек пустили, шлюху КГБшную подставили, а ты за это сапоги лизать готов!

Раненный в самое сердце, я отодвинул стакан и предложил:

— Извинись.

— Пф! — Высоцкий опрокинул стакан.

— Тогда пойдем выйдем, — я снял часы.

— Детей не бью, — отмахнулся он.

— Сколько тысяч х*ев Мариночка отсосала за роли? — спросил я.

Подача прилетела куда надо:

— Сученок! Сам напросился, — Высоцкий тоже снял часы.

«Ролексы».

— Сережа, может не надо? — попытался предложить мирное