— Прощай, Рубин! — произношу вслух. — Здравствуй, мое настоящее и будущее! — невольно глажу живот. Мне приятно думать, что там — мое чудо. Ладно-ладно. Мое и Одинцова — так будет справедливее.

Лика

Понедельник — день тяжелый во всех смыслах. Это не требующая доказательств аксиома сработала на все двести процентов: рабочий день встретил меня неприветливо.

Нет, меня больше не тошнило. Вчера было не до тестов: переезд, волнения, очень много воспоминаний. Остаток дня я занималась распаковкой вещей и пирожками, как и задумала.

Пирожки получились на славу: пушистые, с румяным верхом. Я их много напекла: с вишнями, яблоками и мясом. Во мне словно моторчик включился. И все время казалось, что мама незримо рядом. Улыбается и поощряет. А еще я думала об Одинцове.

Очень хотелось ему позвонить, но я не стала. Девочкам не нужно навязываться. Достаточно ресницами хлопать, а уж если у мальчика интерес, он найдет его как проявить. Одинцов почему-то не захотел, но задерживаться на этой мысли я тоже не стала. Может, он Гошку стеснялся. Или не хотел тревожить моего большого брата?

Но понедельник все мои робкие мечты развеял по ветру. Во-первых, лил дождь как из ведра. Во-вторых, в фирме «Нажми на кнопку!» появилась своя персональная туча: Одинцов с утра устроил всем разнос, бушевал и молнии из него сыпались очень щедро. Досталось всем.

Какая муха его укусила — не понятно. На меня кандидат в мужья не смотрел. То-то еще вчера он показался мне подозрительно равнодушным. Что это за качели туда-сюда-обратно-тебе-и-мне-приятно? Естественно, спрашивать я не решилась. Лучше от стихийного бедствия держаться подальше. Не тронул меня — и ладно.

Ближе к обеденному перерыву позвонила Анька.

— Как наши дела? — поинтересовалась подруга, и я прекрасно поняла, о чем она. Ей не терпится узнать, как идет приручение Одинцова к мысли, что от меня ему не убежать.

— Никак, — буркнула я, ковыряясь в планшете.

В торговом зале — затишье. Покупателей нет — погода распугала всех. Да и понедельник. По понедельникам всегда людей поменьше, а сегодня вообще вымершая пустошь.

— Что значит, никак? — кидается на меня анакондой Анька. — Мы о чем с тобой договаривались?

— Знаешь, — Аньку временами хочется пристукнуть, — если ты такая умная, пойди и сунься сама в пасть этому крокодилу. Он сегодня всех с утра взбодрил. Его какие-то мухи на выходных покусали, рычит и магмой плюется почище действующего вулкана. А я пережду, пока он успокоится.

— Ну, сиди, сиди, жди. Стул протрешь, а Одинцова твоего уведут, как пить дать, довыделываешься, — бушует Анька, и еще больше желание появляется дать ей пинка. Вот же пристала, репейник!

— Прикажешь штурмовать его как Зимний дворец? С криками «Ура!» и шашкой наголо?

Анька хрюкнула, а затем с подозрением спросила:

— А ты чем там занимаешься?

— Вакансии изучаю, — вздохнула тяжело. — Дождь льет. Покупателей нет. Вот я и ищу работу, пока время есть.

— Егорова.

Я вздрогнула и быстренько отключила телефон. Этот голос не спутать ни с чем. Одинцов пришел и по мою душу. Глаза поднимать не хотелось, но пришлось.

Сашка смотрел на меня, как настоящий босс смотрит на нашкодившего подчиненного — с холодным высокомерным интересом.

— Планшет! — потребовал он, протягивая руку. Я не успела ничего сделать. Подкрался незаметно, словно хищник. Секунда — и он уже внимательно вглядывается в открытые закладки.

— Та-а-ак, — краткость — сестра таланта. В исполнении великого начальства это немного по-другому выглядит. — За мной!

Любит же он командовать. Я с тоской посмотрела на Юрика. Тот лишь руками развел. Предатель. Мог бы и предупредить! Но, наверное, я сама виновата: болтала с Анькой и по сторонам не смотрела. И вот поплатилась. Кажется, моя карьера сама по себе сейчас уйдет в закат, как усталое солнце.

Одинцов пропускает меня в кабинет. Мария, его секретарь, вытягивает шею, как гусыня, провожая нас взглядом. Глаза ее под полуопущенными ресницами сверкают недобро. Или мне кажется?.. Но раньше я как-то не замечала, что она… настолько близко к сердцу принимает походы в начальственный кабинет. Кажется, Одинцов пользуется огромной популярностью, а я, как всегда, ушами хлопаю. Анька, наверное, права.

Додумать мысль я не успеваю.

— Дверь закрой, — командует Одинцов и следит, как я отрезаю себе путь к отступлению.

Впрочем, я всегда могу позорно сбежать: он за столом, а я к двери все же ближе, как ни крути.

— Что это, Егорова? — в голосе босса переливается бархатная опасность. Он потрясает планшетом.

— Гаджет, — строю из себя дурочку, не забывая трепетать ресницами и начинаю дышать чаще, чтобы грудь моя волновалась, отвлекая его от первоначальной цели. Но Одинцов мой из железа. На фиг ему не сдались ни ресницы, ни грудь. Такое впечатление, что я вообще его не волную. А, помнится, не так давно, он был горяч, как самум.

— Хорошо, — припечатывает он меня тяжелым взглядом, — я спрошу по-другому. Что это за сайты, Егорова?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Работу ищу, — вздергиваю подбородок повыше. Ну, не прокатили мои женские штучки, и не надо. Подумаешь.

— Тебе здесь не нравится? — спрашивает он еще мягче, а я жду, когда он прыгнет, чтобы лапой меня, лапой прижать к земле.

— Нравится. Но компьютерная техника не совсем мое. И вы это прекрасно знаете.

— А что твое? Вот это? — тыкает он пальцем в женские силуэты, что демонстрируют наряды.

— По крайней мере, я в этом разбираюсь больше, — огрызаюсь, как молодой щенок, понимая, что матерого волка мне не переиграть. — И раз уж речь об этом зашла, то я хотела бы уволиться по собственному желанию.

Одинцов смотрит на меня лениво. На губах у него расцветает медленная, почти эротическая улыбка. Несмотря на то, что в воздухе пахнет грозой и серой, внутри что-то сладко отзывается на его очарование. Тепло расплывается внутри волнами, и я всерьез побаиваюсь, что выдам себя томлением, что обязательно достигнет моих глаз, в которые он так снисходительно заглядывает сейчас.