— И почему? — спросил Антон.

— Потому что я… влюбилась. Вся. — Она вздохнула. — Да, вся, впервые в жизни. Мне захотелось, чтобы ты был рядом со мной всегда, — сказала она.

— Это… чистосердечное признание? — спросил Антон, наклоняясь к самому ее уху. Носом отодвинул прядь волос и легонько прихватил розовую мочку зубами.

— Ох, что ты делаешь! — От внезапной слабости во всем теле она упала на спинку кресла.

Ирина боялась признаться себе, а Антону тем более: похожее ощущение возникло и при встрече с ним в метро. Как только увидела круглое, светлое лицо, которое ни во что не пряталось.

Даже когда обвиняла Антона в том, что он — подослан Кириллом, она не верила самой себе. Разве может он быть на побегушках у Кирилла? Эти двое из разных миров, они никогда не соединятся в одном деле. Хотя столкнуться могут.

— Я готовился к тыквенному балу очень серьезно, — признался Антон. — Должен сказать, никогда не думал, что разные народы воспринимают тыкву по-разному.

— Ну-ка, поделись, не жабься! — по-детски потребовала Ирина. — Я тоже много знаю, но, может, от тебя услышу что-то новое?

— Для некоторых народов тыква — целый мир.

Ирина кивнула.

— А известно ли тебе: есть люди, которые видят в ней часть тела? — Антон сощурился.

— Ну да? — недоверчиво пробормотала Ирина, но, проследив за его взглядом, покраснела. — Ты что?

Его взгляд замер на ее груди.

— Я поставил себя на место американского индейца, — заявил Антон.

— И что? Что видно с этого места? — улыбнулась Ирина, чувствуя, как пылает лицо.

— Грудь. Женская.

Ирина прижала руку к расстегнутому вороту рубашки.

— Ты что?

Она почувствовала, как грудь напряглась.

— Они — не я. У американских индейцев тыква ассоциируется с женской грудью, которая кормит…

— Но их тыквы похожи на огурец, — попыталась спорить Ирина.

Антон снова бросил взгляд на ее грудь. Потом наклонился и прошептал в ухо:

— Я знаю, на что похожа твоя. Она совершенной формы.

Ирина покраснела, отстраняясь от Антона.

— Я читала другое, — сказала она. — Индейцы видят в тыкве космический глаз. Из него, верят они, вышел весь мир. Но мне больше нравится взгляд китайцев — для них тыква — это космос в миниатюре, — продолжала Ирина. — Символ изобилия и процветания. Даже долголетия. Она — талисман, который вносит гармонию в жизнь того, кто занимается тыквой. Я согласна с ними.

— Как ты относишься к Хеллоуину? — спросил Антон.

— Так же, как ко дню Святого Валентина, — фыркнула она.

— То есть? — спросил он, слегка отстраняясь.

— Фирма, которая устраивает праздники, готова купить мои тыквы. Следующего урожая теперь уже. Для Хеллоуина. Для масок.

— А что насчет дня Святого Валентина? — не понял он.

— Это будет ноу-хау, — засмеялась она. — Я хочу вырастить тыквы в форме сердца. Не зря же училась на курсах в Тимирязевке.

— Понял, — кивнул он. — Теперь ясно, во что превратятся семнадцать соток в деревне Созоновке.

— Во что же? — Она внимательно смотрела на Антона.

— Сначала в опытное поле, а потом доходы будут расти и поле превратится в поместье.

Она кивнула.

— А я думал… — Антон вздохнул и сложил руки на груди. — А я надеялся…

Она толкнула его в бок. Ей нравилось, когда он дурачился.

— На что ты надеялся? Говори!

— Что в твоей деревне, на твоем поле, будет питомник хасок.

— Вот как? — Она прикусила губу. — А в этом есть смысл. Они станут охранять тыквенное поле.

— У них нет такого в генах.

— Но разве об этом знают все? — Ирина быстро повернулась к нему. — Я готова немного… подвинуться… — сказала она и слегка отодвинулась от него.

Он же быстро поднял подлокотник, разделяющий два кресла, тесно прижался к ней боком.

— Ох, ты хочешь меня совсем…

— Прижать… да… к себе… — прошептал он.

Голос стюардессы призвал пассажиров приготовить столики для обеда.

— Как я понял, мы договоримся? — насмешливо спросил он, раскрывая столик.

— Да, — сказала она. — Считай, что уже. В принципе. Детали — потом. — Ирина тоже раскрыла столик. — Что нам дадут? — повела носом. — Курица?

— Ага, и, по-моему, рыба. — Антон поиграл ноздрями.

— Я — рыбу… — сказала она, а он, не отрываясь, следил за ее лицом.

— Ты мне очень нравишься… сегодня. Очень… — пробормотал он.

Она просто кивнула. Он засмеялся. Стюардесса подала им обед, упакованный в блестящую фольгу.

— Вот, две рыбы, приятного аппетита…

В аэропорту Вены им предстояло пересесть на местный самолет до Клагенфурта. Времени между рейсами — сорок две минуты. Антон, поднимая сумку с тыквой, простонал:

— В следующий раз я по-другому обойдусь с этим плодом.

— Как же?

— Сфотографирую и пошлю.

— Быстрой почтой? — спросила она.

— Хотя бы. Все руки оттянула, — нарочито хмуро ворчал он. — Но, слава богу, мы летим не на Украину, — неожиданно заявил он.

— Там особое отношение к тыкве?

— У-у… Если мужчине дают тыкву, это означает — поворачивай оглобли. Если он жених.

Ирина засмеялась.

— Ага-а… Можно подумать, ты чувствуешь себя женихом! А я даю тебе тыкву!

Он поставил сумку и посмотрел на нее.

— А кем я должен себя чувствовать? — спросил, глядя на нее в упор.

— Ты… не знаешь? До сих пор? — Она говорила тихо, а глаза ее блестели.

— Скажи мне… — так же тихо попросил он.

— Мужем, кем же еще.

Он раскинул руки, а она спрятала лицо у него на груди.

Таможенники сосредоточенно рассматривали тыкву, просвечивали ее нутро — не тайник ли.

Герд встретил их и сразу повез на свой огород. В маленьком домике показал коллекцию тыкв, снятую на видео. Потом отвел в теплицу, где дозревали особенные сорта. Он сказал, что у него есть еще один сорт, необыкновенный, который продлевает молодость. Он выращивает его для одной фармацевтической фирмы.

— Эта фирма хочет прийти и в Россию, понимаешь? — сообщил он, глядя на Ирину. — Им нужны местные источники сырья. Я уже сказал, что семена моей тыквы есть в России. Назвал твое имя.

— Спасибо, — поблагодарила Ирина.

Она шла между ним и Антоном и думала: а ведь Герд говорил правду тогда, в Шереметьево. Тыква ввела ее в другую жизнь.