– А его за что? – удивилась Подарга.

– Да так… За компанию. И что? Он говорил Окипете про свою ненависть к Фазанолю?

Аэллопа закивала:

– Много раз. Он утверждал, что если бы ему удалось взять Фазаноля или хотя бы Пламмеля – он, конечно, смог бы загладить свою вину. Они тогда купили бы дом… Он мечтал именно о доме, о настоящем человеческом доме… не всё же эти пятые измерения, которые можно натянуть хоть на телефонную будку.

Настасья, встав, прошлась по комнате, сложив руки перед грудью:

– Благодару!.. Это многое проясняет… Значит, мечтал о настоящем доме? А для этого нужно много зелени или, ещё лучше, рыжья… И что? Окипета тоже стала ненавидеть Фазаноля?

Аэллопа хлопнула крыльями. Неожиданный звук, птичий.

– Он так часто это повторял… Мы думаем, они вдвоём вынашивали какой-то план! Порой я замечала, как они переглядываются! Не как жених с невестой, а очень по-деловому!

Настасья прищёлкнула языком:

– Прекрасно! А в сам план вас, конечно, не посвящали?

– Нет.

– Так я и думала. И ещё вопрос: Осьмиглаз часто бывал у вас в гостях?

– Чаще, чем нам бы хотелось. Притащит какой-нибудь дешёвый торт и просидит весь вечер. Просто сядет и сидит молча, как памятник.

– И Окипету это устраивало?

– Сложно сказать… Видимо, она рассуждала так: Осьмиглаз зануда, поэтому он надёжный! Раньше она влюблялась в авантюристов, и все в финале убегали от неё в славный город Багдад. А тут мужчина немолодой, принципиальный, да ещё и горный тролль! Такой уж никуда не денется – разве что сама от него сбежишь.

– Здраво! – сказала Настасья и насмешливо взглянула на Бермяту.

– Здраво-то здраво – но нам-то каково? Окипета же не одна в квартире живёт! Кухней пользоваться невозможно! Вечно это чудовище на стуле громоздится и таращится круглыми глазками. Ближе к полуночи ему деликатно намекаешь: «Вон уже какая темень во дворе! Не опасно ли вам будет домой возвращаться?» А он: «Да я тролль! Да у меня дубина с гвоздями! Добреду как-нибудь!»

Келайно захохотала. Недопитый чай в её чашке закипел. Бермята торопливо подлил ей ещё, чтобы не лопнула чашка.

– Целых три месяца, вечер за вечером, он торчал на нашей кухне! – продолжала Аэллопа. – Я, конечно, прекрасно понимаю жгучее желание сестрицы Окипеты выйти замуж – но не за тролля же! Могла бы найти себе какого-нибудь приличного, благородного вампира. Или, допустим, гоблина. Сильные мужчины, уверенные в себе… грубоваты, согласна, но прирождённые лидеры! Подошёл бы даже эльф – но ведь настоящие эльфы, будем откровенны, все ростом по десять сантиметров!

Ева со стожаром помалкивали, оглушённые воплями и хлопаньем крыльев. Ева ловила себя на мысли, что Аэллопа всё больше её раздражает. Внешне она была очень мила. Вовремя улыбалась, вовремя проявляла интерес – но всё это как-то не так, как-то неискренне…

Вам встречалась когда-нибудь гладкая, умная, бодро и вовремя говорящая женщина? Кстати улыбается, кстати замолкает. Суждения озвучивает самые правильные, хоть на трибуну пускай. Вам же хочется потрясти над её головой кулаками и убежать в лес. Вы ощущаете, что она неживая, неискренняя, лживая, что всё это картон – но не ей, ни другим доказать ничего невозможно. Слишком она невозмутима, логична, вовремя ужасается и правильные слова говорит. И главное – болтает, болтает непрерывно. Парализует твою волю, как змея – волю птицы.

– А золотое руно? Осьмиглаз проявлял к нему интерес? – спросила Настасья.

Гарпии задумались.

– Да нет… Не помню я такого! Он же не за руном ухаживал, а за Окипетой! На руно он даже не смотрел! – сказала Аэллопа и засмеялась смехом белочки, поперхнувшейся орешком.

Настасья недоверчиво хмыкнула:

– Странно. У него шесть глаз, которые летают по всей квартире! Фотографическая память! Профессиональное любопытство, наконец! Где-то рядом находится золотое руно, но Осьмиглаз даже ленится на него взглянуть…

– Настасья, не обостряй! – перебила её Аэллопа. – Мы не из-за Осьмиглаза прилетели! Мы прилетели потому, что сегодня утром к нам явился посланец от Окипеты!

– В доспехах? – спросила Настасья.

– В каких ещё доспехах! Он походил на мумию фараона. Длинные бинты из асбестовой ткани. И эта ткань была очень— очень раскалена!

– А он говорил, что Ноумен имя ему? Так именуют его те, кто жаждет отличать его от других? – спросил Бермята.

– Он выражался весьма витиевато. Сообщил, что Окипете нужна помощь, чтобы выбраться из Теневых миров! И вот она призывает нас на брега Невы, где окажется в урочный час.

– «Брега Невы» – это Магтербург?

– Он выражался очень витиевато, но похоже, что да.

– Магтербург большой. В какое именно место? И когда?

Гарпии заволновались. Аэлла подняла правую ногу и длинным орлиным когтем укоризненно показала на Келайно.

– Ох ты гой еси, Настасья королевична! Не терзай ты нас, сирот злосчастных! Не узнали мы сего, вдовы сирые! Подвела нас сестра наша Келайнушка! Уж невесть за что, да озверилася! Набросилась она да на Ноумена млада! Вонзала она в него когти острые! Избивала его рученьками белыми! Ручки белым-белы, да крылышки темным-темны! Когти острые в бинтах да застревалися! Уж пал Ноумен да на сыру землю! Уж вылетала из него душа да невесть куда! Оставлял он нам одни бинты белые, горячи бинты да асбестовы!

– Не говори про меня! Он меня взбесил! Я сейчас расстроюсь и что-нибудь сломаю! – предупредила Келайно и потянулась к стулу.

– Келайно, не обостряй! Мы тоже расстроимся и тоже что-нибудь сломаем! – воскликнули её сёстры, и в комнате стало шумно и опасно.

Стожар, чтобы его не прихлопнуло летающим стулом, вспрыгнул на шкаф. В руке у него была банка с малюткой Груном. Малютка, вполне уже оформившийся как крошечный человечек, но ещё не имеющий черт лица, сидел по-турецки и жевал книжные страницы.

– Послушайте, дамы! А ну прекратить античные страсти! Здесь музей, в конце концов! – сказал Бермята и торопливо принялся наглаживать Келайно по спине. Келайно заурчала как большой котик и небрежно отбросила стул. Прочие гарпии на радостях перестали крушить мебель.

– Точного места посланец нам не сказал. Мы были не первые, к кому он заходил! У нас он уже едва языком ворочал… Потому Келайно и взбесилась, что слов было почти не разобрать! – внезапно произнесла Подарга.

Настасья сорвалась с места. Казалось, ей хочется накинуться на гарпий из-за того, что они не сразу перешли к главному. Но гарпии бы только галдели, хлопали крыльями и крушили мебель.

– А к кому он заходил первому?

– К женишку этому! К Осьмиглазу! Значит, Окипета вначале о нём подумала, об изменщике коварном, а потом уже о нас, о сёстрах родимых! А мы уж все глазки проплакали, все горлышки проорали! – воскликнула Аэлла.