Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Две задницы отрастив, ни на один стул не сядешь, — втянул он меня все-таки в разговор, и я начала высказывать мнение. — Одним проектом бы занимался, в одной стране, все б хорошо было… А так…
— Да ты что! — Артур искренне возмутился. — Считаешь, что-то невнимательно проработано было? Да я давно бы уже миллионером стал, если б не этот досадный инцидент… Прозорливость заказчика — страшная вещь. Я бы лично всем людям, состояние которых за определенный рубеж перевалило, делал бы лоботомию. Им уже все равно, а нам — тем, кто с ними работает — зарабатывать проще. Понимаешь, изначально я искренне собирался настоящих звезд в тур кидать. Да только в смету не вписался. Зажрались нынче звезды, не хотят разъезжать по глубинкам Украины. Так и пришла идея, что кабаре двойников — лучший выход. И работать хотят, и платить им значительно меньше выданной суммы надо. А для народа — любой концерт в кайф, любая агитация действенна, любая — на пользу. Прошла первая часть тура… И тут, ядрен-батон, очухались наши партийцы! Чей-то дальний родственник, в каком-то захолустье проживая, решил сходить на наш концерт и доложил, что никаких настоящих звезд, указанных в смете, на сцене не фигурирует. Партийцы бегом к нашему координатору. Клавку ты ж видела? Возлюбленная моего лучшего друга, между прочим. Проверенный человек, а тут так облажалась. Они к ней, а она — нет, чтоб пыли в глаза напустить — взяла все договора попоказывала. Не знала она, видите ли, что мы в этой игре мухлюем.
— А чего ж не предупредили её?
— Да забыл я, если честно… Запарился… В общем, теперь разборка началась нешуточная.
Как видишь, мы с комиссией приехали. Рыбка — поц, ведет себя так, будто провал — целиком моя вина. Орет, как на холопа. И того он не знал, и этого не подозревал… Врет. Да ладно, не мне его судить.
— Так вот чего ты такой хороший? С Рыбкой разругался, теперь сторонников ищешь? — не удержавшись, я съязвила. Знаешь, в глубине души мне даже жаль Артура сделалось. Всю жизнь наивным ребенком прожил. Ходил по лезвию ножа, и уверен был, что никогда ноги не поранит… Так верил в свою удачливость, что попросту не допускал вариантов поражения.
— Я такой хороший, потому что считаю себя перед тобой в моральном долгу. — Артур упрямо гнул свою линию. — Слишком много мы с тобой красивых идей вместе породили, чтобы я мог чужим человеком тебя считать.
Не пугайся, Дим. Артур — странный. Для него создание общих идей, как для нормального человека — рождение общих детей. Ну, как для тебя — на брудершафт с кем-то выпить. Понимаешь? То есть, вряд ли, конечно, он просто так, из альтруистических побуждений, все это мне рассказал. Но и то, что он попросту не мог не предупредить, тоже может оказаться правдой.
В общем, сказал он так:
— Здесь сейчас будет весьма горячо. Если б официально все шло, то просто лавочку бы прикрыли, раздули бы громкое дело, посадили бы кого-нибудь.
— Кого?
— Ну, меня, например. Мы с Рыбкой-геннадием этот вариант обсуждали. За определенную плату я согласен поработать козлом отпущения. Знаешь, у меня приятель есть, так он профессионально такими громкими, но краткосрочными отсидками занимался. Сейчас живет в Калифорнии, открыл русский ресторанчик. На выходные в Париж к любовнице летает, а на рыбалку — исключительно к нам сюда наведывается… Забавный тип. Интеллигентный до тошноты, никогда не подумаешь, что стартовый капитал на отсидках сколотил.
— Ты решил пойти по его стопам?
— Хотелось бы, — Артур неопределенно почесал затылок. — Но пока не выходит. Так просто мы гнев заказчика не угомоним. Дело-то неофициальное. В суд подавать никто не станет. Решат не простить — пристрелят просто к чертям. Или неустойку снимут такую, что Рыбка сам меня пристрелит…
— Кто стрелять будет? Эти двое, что с вами прибыли?
— Издеваешься? Ты бы вместо того, чтоб насмехаться, прониклась бы сложностью момента. Короче, отсюда надо валить. Причем, чем быстрее, тем лучше. Если до криминала дойдет, вас потом, как свидетелей, запугивать начнут, или еще что похуже. Я не знаю, как у них такие механизмы отрабатываются. — Артур набрал в грудь воздух и заговорил вдруг совсем по-другому. — Марин, мы давно друг друга знаем… Как ни крути, связь некоторая между нами имеется… Хорошо, что поедешь со мной. Ты нужна мне сейчас. Я одиночество вообще-то паршиво переношу.
И вот тут-то на меня тот ступор и напал. Сердце вдруг заколотилось сильно-сильно. Не от тона Артуровского или там взгляда просительного. От самой сути предложения и абсурдности моего согласия. Муторно все это. Скоропостижно, как твоя, Димка, гибель. Была себе артисткой кабаре, а потом, опа — беглянка, в походные жены к аферисту записавшаяся. И потом, я уеду, а народ как? И как-то сразу про наш поезд мне столько всего хорошего вспомнилось…
Сидела, пялилась за окно, и капризно жаждала возможности остаться с тобой наедине. Но об этом я тебе уже рассказывала.
— Собирай вещи… — Артур, между тем, уже разводит активную деятельность. Я тебя в это дело втравил, мне и забирать…
— Не одну меня! — желчь, настоянная на горечи, вдруг выплескивается прямо на безукоризненную роль Артура-спасителя. Больше не сдерживаюсь, брызжа обидою: — Тех, кого глубже втравил — тех и вытаскивай! Из тюрьмы, из припадков ревности, из ненормальности… Я никуда не втравлена, никого не убивала, и сама цела осталась. Тех, кому сложнее, спасай! Ненави…
Спотыкаюсь на полуслове. Отворачиваюсь к окну, дышу-пыхчу, стараюсь взять себя в руки. Отвратительно… Пребывать постоянно на грани нормы и истерик — отвратительно… Представляю, как мерзко смотрюсь со стороны: крикливая, склочная баба, никого, кроме себя, не замечающая… Человек от новых бед меня ограждать приехал, а я его все старыми попрекаю. Впрочем, ограждений-то я не заказывала, точнее, заказывала, но не себе, а Димке на могилу…
— Да ты, мать, совсем тут извелась, — в голосе Артура скорее брезгливость, чем сочувствие. Вроде как подкалывает он: «Что ж ты, подруга? Такая стойкая баба, а на таких мелочах свихнулась…» Отчего-то меня это приводит в чувства. — А ты все разговоры переводишь на тему своей массажистки-Риночки? — портит все Артур запоздало проснувшимися догадками. Значит, знает… — Понимаю, что тебя подкосило, но пора бы уже и остыть. Всяко в жизни бывает…
В голову лезут «Сплины»: /Я умираю со скуки, когда меня кто-то лечит!/ — поют они там, и я мысленно подпеваю. Вслух же выдаю только мотивчик. Мычу его, отсутствием слов не давая повода обвинять себя в хамстве. Артур усмехается, явно разгадав мелодию, крутит пальцем у виска.
— Смешная ты, — говорит многозначительно. Нежность, непредвиденной вспышкой на миг мигнувшая в глазах, делает лицо Артура человеческим. — Смешная, упрямая и злая! — добавляет, запихав чувства в дальний угол и снова обратившись хладнокровным вампиром. — А еще — глупая!
Артур кидает взгляд в зеркало и зачем-то вспоминает Вертинского:
– /Из-за маленькой, злой, ограниченной женщины,/ погибаю в семи зеркалах/, — цитирует манерно грассируя, потом садится напротив, и снова возвращается к штурму: — Я ведь отчего сюда приехал? Я ведь из-за тебя сюда приехал. Если б не ты — ушел бы уже в подполье какое заграничное, и больше никто бы с меня шкуру стащить не пытался…