Фотографа в редакции уже пять лет нет, — встреваю, — мне сам товарищ Молчанов сказал про это. Лаборатория не нужна была, может, она эти годы, так и стояла закрытая. Откуда Марине Викторовне знать, что там под хламом. А я раскопал на свою голову. Теперь работать не на чем!

— То есть, что-то украли, но что — непонятно, — хмурится Грибов. Прямо кот в мешке.

— Кот в коробке! — веселюсь я.

— Альберт, ты уверен?! —Марина злится.

Ей бы дело на тормозах спустить, с милицией попрощаться и перейти к работе. Может быть, вообще без протокола обошлись бы, ущерба-то нет. А я всю малину порчу.

— Мне вчера товарищ Комаров опись имущества показывал, — говорю. — И там в фотолаборатории куча всего. Жаль, что я не запомнил, что именно. Но ведь это не проблема, правда? Можно попросить его принести документ. Так и выясним, что пропало.

— Чушь какая-то, — говорит няша.

— Марина Викторовна, — говорит Грибов, — всё-таки нам придётся пройтись до отделения. Нужно будет выяснить некоторые моменты.

— Мне работать надо, — Подосинкина сердито стреляет взглядом в мою сторону, —а не бредни слушать.

— Николай, —распоряжается капитан, — попроси, пожалуйста, товарища Комарова прийти. И пусть ту самую опись прихватит.

— Я тоже пойду! — догоняю няшу, — я же единственный свидетель.

— Свидетель чего? — не сразу понимает Грибов.

— Свидетель оборудования.

Он оглядывает меня с ног до головы и хмыкает.

— Ну, пошли.

В отделении Грибов садится за пишущую машинку, но после пяти минут мучений, я предлагаю свою помощь, и он соглашается. Няша в нашем общении не участвует.

Товарищ Комаров входит в комнату принюхиваясь, словно ручная крыса в новую клетку. Он водит по сторонам своим длинным носом. Опасно здесь? Или есть чем поживиться? А, может, получится вогнать в недруга свои острые зубёнки?

— Здравствуйте! — улыбаюсь ему.

Ответственный товарищ кривится. В последнее время со мной связаны не самые приятные моменты в его биографии. Хотя лично ему я ничего плохого не делал. Денег попросил? Так не его, а государственных. И не для себя, а на хорошее дело.

— Сергей Игнатич, приветствую! — Комаров жмёт руку капитану, игнорируя остальных.

— Здравствуйте-здравствуйте

Мне приходится освободить для капитана его кресло. Пользуясь моментом, усаживаюсь рядом, так что Комаров и няша оказываются у нас, как под перекрёстным допросом.

— Серьёзный ущерб нанесён? — Комаров сердито зыркает на няшу.

— Это и пытаемся выяснить, — объясняет Грибов, — вот Альберт говорит, у вас список имущества редакции есть.

— Вы мне вчера показывали, — говорю, — ещё предлагали поискать получше… Я и поискал.

Своим крысиным инстинктом Комаров чует подвох, но пока не понимает, в чём он.

— Что поискал? — щурит он глазки.

— Имущество. В лаборатории. Большая такая картонная коробка. Уверен, что в ней всё было в точности, как вы сказали, — говорю медленно, буквально по слогам, чтобы до Комарова дошло каждое слово, — жаль, что я внутри не рассмотрел. А сегодня ночью украли её. Вот товарищу капитану список нужен, чтобы знать, что искать. Тот самый, который вы мне показывали.

— Как украли?! — Комаров таращит глаза.

— Влез какой-то негодяй, — говорит Грибов, — представляте, ничего не взял, а оборудование упёр.

Глазки у Комарова бегают. Он не хуже меня знает, что никакой аппаратуры в редакции не было. Понятия не имею, кто и когда приделал к ней ноги. Бывший фотограф взял себе как премию к увольнению. Бывший главный редактор допустил расхищение фондов, или сам товарищ Комаров приложил руку к загадочному исчезновению.

То ли Подосинкина сама поставила подпись по наивности и невнимательности. То ли закорючка на бумаге не имеет к ней никакого отношения, и её дорисовали другой рукой.

Оборудования нет, а няша-редактор есть. Никто не стал бы выяснять, куда оно на самом деле пропало. Разбазаривание. Халатность. Виноватый под рукой. Белокурая редакторша должна была стать "козочкой отпущения", если вдруг вопрос всплывёт.

Теперь к делу подключается милиция. А вдруг будет копать? А вдруг что-то найдёт? Пользы от этого товарищу Комарову никакой, а вот вред может и появиться.

— Есть надежда что-то отыскать? —небрежно интересуется Комаров, — такие дела быстро раскрываются?

— Обнадёживать не буду, — вздыхает Грибов, — опросим людей… снимем отпечатки пальцев с рамы и со стакана… отправим ориентировки в комиссионные магазины. Если техника на балансе, то должен быть инвентарный номер. Его не так легко свести. Проверим… уточним…

— Парень ошибся, — решается Комаров, — не было там никакой техники. Хлам один. Всю технику из фотолаборатории списали.

— А опись? — удивляется Грибов.

— Это и был акт списания, — юлит Комаров, — я вчера на заголовок не посмотрел. После уже обратил внимание, но парень умчался уже. Эх, молодёжь!

— То есть списали и не выкинули? — уточняю.

— Именно! — радуется Комаров. — Поэтому товарищ Молчанов и отдал распоряжение о покупке нового оборудования. Зачем бы покупать новое, если было старое?!

— Логично, — хмыкает капитан. — Значит, ничего не пропало?

— Значит, нет, — я опережаю Комарова, — кто-то просто мусор за нас вынес.

На лице у милиционера явное облегчение. Сразу такую кучу дел с плеч.

— Ну, тогда не смею вас больше отвлекать от дел, — говорит он. — Марина Викторовна!

Подосинкина замирает в дверях.

— Вы проследите за сотрудниками, — напутствует Грибов, — пусть они окна за собой закрывают. А то в следующий раз Вас украдёт кто-нибудь, а они не заметят.

При этих словах младлей Степанов неожиданно краснеет, как рак.

* * *

— Нам надо поговорить, — заявляет Подосинкина, едва мы выходим из отделения.

— Пошли, — я разворачиваюсь и шагаю в сторону речки.

Мне при этом разговоре свидетели не нужны. Няша топает за мной и упрямо молчит. Мы подходим к мосту. Слева от него красивая лодочная пристань с деревянными перилами. По случаю раннего часа, здесь пусто.

— Альберт, — ноздри точёного носика Подосинкиной раздуваются от гнева, — скажи честно, ты что, действительно что -то украл?!

— Ни в коем случае, — ухмыляюсь, — всё украдено до нас!

Эта фраза из старого фильма и подала мне идею. Вчера, когда Комаров достал бумагу, я понял, что Подосинкину хотят подставить.

Хотя она уже исчерпала лимит спасения своей прекрасной попы от жизненных невзгод, я