«Сила вызывает движение, которое, соединяясь с телами, изменяет их положение». Но что такое сила? «Я говорю, что сила есть духовное свойство, незримая способность, которая, вследствие внешнего, случайного насилия, производит движение, входит в тела и проникает их… Она рождается от насилия и умирает от свободы… Ничто не двигается без нее»[81]. Эти места не дают права делать заключения о динамическом мировоззрении Леонардо. Сила предполагает «случайное насилие», она не первоначальная, а производная причина. К тому же, разве нет противоречия в словах «сила есть причина движения, а движение есть причина силы»? Какая же причина истинная?

Чтобы понять мысль Леонардо, следует принять в соображение, что он не придает словам «сила» и «движение» такого общего значения, как мы. По его мнению, кто говорит сила, тот говорит о нарушении равновесия, о насильственном и скоропреходящем действии. «Тяжесть, сила, случайное движение и толчок (внезапная остановка движения, удар) составляют четыре свойства, посредством которых все видимые произведения смертных получают свое бытие и свою смерть». Рукопись А дает нам возможность по его заметкам следить за ходом его размышлений об этом предмете. Он в одно и то же время старается различать эти четыре свойства и определить их взаимные отношения. Он кончает тем, что выводит их из тяжести[82]. Но он не остается при этой теории, и мы, наконец, видим, что он выводит тяжесть из силы, силу – из движения, а последнее – из духовного начала[83].

Теория Леонардо, переданная современным языком, может резюмироваться в следующей формуле: механическая теория неизбежно предполагает динамическую; всякое движение, если хорошо разобрать, имеет своим началом духовную деятельность.

Кажущаяся инерция таит в себе реальное напряжение и стремление. Мир не машина, а живое существо. «Во вселенной, – говорит Лейбниц, – нет ничего невозделанного, бесплодного, мертвого». Но если все оживлено, то не следует ли все конечные тайны бытия искать в животном, а еще больше в человеке? «Животные представляют образец жизни вселенной… Древние верно говорили, что человек есть микрокосм»; он микрокосм по устройству своего тела, а еще больше по своей душе; через нее существо, становясь как бы прозрачным, видит самого себя. «Смотри, как похожи на летание бабочки вокруг огня твоя надежда и твое желание вернуться в отчизну (ripatriarsi) и прийти в первоначальное состояние; и человек, который с постоянным влечением и радостным нетерпением вечно ожидает то новой весны, то нового лета, то новых месяцев и годов, и все находит, что ожидаемое слишком медлит своим приходом, совсем не замечает, что он стремится к своей собственной смерти (la sua disfazione); но это желание составляет сущность, дух элементов и, будучи заключено в человеческой душе, вечно стремится вернуться из человеческого тела к тому, кто ее послал туда (а1 sito mandatario); и знайте, что то же желание составляет неотъемлемую сущность природы (и quella quintessencia compagnia della natura) и что человек есть образец мира (modello dello mondo)». Оставаться при механическом мировоззрении значило бы отмечать, так сказать, язык природы, не объясняя его, не доходя до мысли, которой она служит только проявлением. В основе движения лежит сила, а в самой силе, как начало ее деятельности, заложена жажда лучшего, желание и стремление к предчувствуемому благу: «Когда то, что соединяется, согласовано с тем, с чем оно соединяется, то в результате является радость, удовольствие и удовлетворенность; когда любящий соединяется с возлюбленной, он успокаивается; когда тяжесть установлена, она успокаивается».

А если это так, то физическая и разумная необходимости становятся моральной необходимостью, закон действующих причин подчиняется закону конечных причин, движение подчиняется тому, чем оно управляется. «Всякая часть имеет тенденцию соединиться со своим целым, чтобы избегнуть несовершенства». Закон наименьшего действия есть следствие закона конечной цели, а именно, что «всякое природное действие совершается природой наивозможно кратчайшим путем и в кратчайшее время». Таков же принцип неразличимых, по выражению Лейбница: «Природа разнообразна до бесконечности… и она так любит разнообразить свои творения и так богата, что между деревьями одного и того же вида не найдется ни одного, которое вполне походило бы на другое; и это не только среди деревьев: среди ветвей, листьев и плодов нет двух совершенно одинаковых между собою». Но мир, проникнутый единым духом, представляет живое существо, все части которого согласованы между собою. Леонардо любил олицетворять природу, говорить о ней как о душе, присущей миру[84]. Она – художник с неразгаданной и искусной душой, который с гениальной легкостью располагает в своем произведении все бесконечные детали составляющих его явлений. «Хотя человечески: гений, посредством разумно скомбинированных орудий, делает изобретения, соответствующие задуманной цели, но никогда он не встретит более прекрасного, легкого и кратчайшего творчества, чем у природы, потому что в ее изобретениях нет ничего ни излишнего, ни недостающего».