— Антон, — позвала я.

Арестант вздрогнул. То ли не ожидал, что я назову его снова этим именем, то ли…

— Они запрячут тебя за решетку, — не то утвердительно, не то вопросительно сказала я. — Запрячут надолго…

Он приоткрыл один глаз, пожал плечами и снова погрузился в раздумья.

Я внимательно смотрела на него: ни сожаления, ни злости, ни тем более страха перед неминуемой карой. С таким же выражением лица он проиграл мне крупную сумму в самом начале нашего знакомства. Так же холоден и невозмутим он был, когда пришел ко мне за украденными купюрами. И так же бесстрастно он вытягивал меня за руку, когда я висела на самом краю крыши.

— Антон, — снова позвала я. Мне нравилось называть его этим именем. — Почему ты хотел спасти меня? Ведь я работала на полицейских. Я должна была сдать тебя им.

— Я не мог позволить, чтобы ты погибла.

— Почему?

Он ответил не сразу — долго думал, подбирал слова, кусал губы. Наконец сказал:

— Ты невероятная женщина, Женя.

Несмотря на то что мы говорили в полный голос, нас никто не слышал: сидевший рядом конвоир задремал, а пилот и второй конвоир сидели дальше, и гул мотора заглушал наши голоса.

Антон помолчал и ненадолго прикрыл глаза, словно размышляя о чем-то. Потом вдруг вскинулся и наклонился ко мне.

— Двадцать лет, — отчетливо произнес он.

— Что?

— Я выйду на свободу через двадцать лет. И я хочу тебя попросить…

— Да?

— Никита… Я бы не хотел, чтобы он знал правду обо мне. Ты понимаешь? Нет, ты не поймешь…

Он говорил, а я только слушала и смотрела — мне хотелось запомнить каждую черточку его лица, каждое слово, каждый жест… Я больше никогда его не увижу. Никогда.

— Я сам выбрал свой путь. Но я не хочу, чтобы он пошел той же дорогой. Я оплатил его учебу на годы вперед, до конца школы. Но потом ему все равно самому придется выбирать… И я не хочу, чтобы полицейские добрались до него и рассказали, кем был его отец. Ты поможешь мне?

— Он ничего не узнает, — пообещала я.

— Хорошо.

Он удовлетворенно кивнул, откинулся назад и прикрыл глаза. Казалось, он задремал. Я подалась вперед, осторожно коснулась кончиками пальцев его рук, скованных наручниками. Он удивленно открыл глаза и уставился на меня. Я быстро вставила крошечный ключик в отверстие, замок наручников неслышно щелкнул. В тот же миг я толкнула плечом дверцу кабины и со всей силы рванула Антона на себя, практически повалив его. «Это все, что я могу для тебя сделать», — шепнула я ему в самое ухо, и сразу же пронзительно завизжала:

— А-а-а-а, помогите!

В следующую секунду я уже оттолкнула его, приоткрытая дверь кабины распахнулась от толчка, и Кронштадтский-Федосеев вывалился из вертолета прямо в реку — только подошвы ботинок мелькнули в воздухе. На-деюсь, что он успеет сгруппироваться, прежде чем рухнет в ледяную воду…

Я откинулась на сиденье, изображая страшный испуг. В кабине вертолета началась паника. Тот конвоир, который все это время дремал, кинулся ко мне. Второй уже орал пилоту:

— Звони в штаб! Разворачивай вертолет, попробуем преследовать его!

Но какое там! Пока один из конвоиров, наполовину высунувшись из зависшего в воздухе вертолета, пытался поймать ручку дверцы, я изловчилась и быстро глянула вниз.

В мутных водах реки, над которой стлался густой туман, я смогла различить крошечную точку. Только зная наверняка, можно было угадать в этом темном сгустке не бревно, не обломок, вынесенный на середину реки, а человека. Пловец, так некстати решивший искупаться в середине октября, активно работал руками, он то появлялся на поверхности, то гребень волны накрывал его с головой. Или это были не волны, а клочки густого тумана, которые поедали все видимые предметы? С такой высоты было не разобрать. В любом случае было совершенно ясно, что в таком тумане ловить человека в ледяной реке не имеет смысла. Скорее всего, через пятнадцать минут он уже достигнет берега, а там лес, пригород, трассы… Кого-то другого, может, и могли бы поймать, но я-то хорошо знала своего напарника.

Уж теперь-то его поминай как звали!

С неба крупными мохнатыми хлопьями валил снег. И сколько ни скребли старательные дворники железнодорожную платформу, мягкое белое покрывало уже через секунду снова укутывало асфальт. Я быстро шла по перрону, помахивая кейсом в такт шагам и иногда поглядывая на часы — не опоздаю ли? Антон сказал, что поезд отходит в три. Должна успеть… Я дошла до середины платформы и остановилась, заприметив в толпе отъезжающих высокую худощавую фигуру своего бывшего напарника. Он стоял, высоко подняв ворот пальто, в одной руке держал небольшую дорожную сумку, а второй крепко сжимал ладошку мальчугана в синей шапке. Я невольно выдохнула, когда он обернулся и встретился со мной взглядом.

Он нашел меня спустя два месяца после наших злоключений в Собуровке. За это время я успела помириться с тетей Милой, к которой так и не приехала в санаторий. Отгремело следствие по делу Саврасова: бывшему блюстителю порядка вынесли суровый приговор. Правоохранительные органы, поначалу страшно взволнованные побегом лихого картежника Прохора Федосеева, еще немного поволновались — да и убрали это дело на самую дальнюю полку.

В один прекрасный день Антон просто позвонил мне и сказал, что завтра вместе с сыном уезжает из города навсегда и хочет со мной проститься. Только когда в трубке раздались короткие гудки, я поняла, как отчаянно ждала этого звонка. Ведь нужно было закончить эту историю.

И вот теперь я спешила через снежную непогодь по платформе железнодорожного вокзала, чтобы решить одно неоконченное дело.

— Женя, как хорошо, что ты пришла! — подался ко мне Антон, когда я поравнялась с ним. — Я уж думал, что из-за этих снежных заносов на дороге ты опоздаешь.

— Ну что ты! Должна же я была удостовериться, что ты исполнил свое обещание и отбываешь из Тарасова, чтобы начать новую жизнь, — как можно более непринужденно произнесла я.

— Да, — кивнул Антон. Помялся и добавил: — Решил, что пора. Выправил себе документы, забрал сына из школы — и вот…

Посадку на поезд уже давно объявили, и нас со всех сторон толкали плечами люди, спешившие занять место в поезде, наезжали на ноги колесиками от дорожных чемоданов.

— Папа, папа, нам же тоже пора! А то поезд уедет без нас, — потянул Антона за руку мальчик.

— Держи свой билет и беги занимай место, а я сейчас.

Антон подтолкнул мальчишку в сторону проводницы, а потом снова обернулся ко мне.

— Женя, а может, поедем с нами? — вдруг предложил он.

Я только звонко рассмеялась. Но мне было не так весело, как я хотела показать.

— Не-е-ет, Антон! Начинай новую жизнь за пределами Тарасова без меня. А я уж продолжу здесь прежнюю… Ах да! — спохватилась я и протянула ему кейс: — Это твое.