– Это никак не связано, Кейт. Все гораздо сложнее.Здесь замешаны честность и этика. Нужно суметь подняться над своим желаниемспасти лицо. Что подумают люди – не говоря уже о правительстве, – еслиобнаружится, что мы отправились на слушания преждевременно? Они просто большенам не поверят. Это может разрушить все наше дело.

Хуже того, это может разрушить саму личность Питера. Этонарушало все его убеждения, и он знал, что не может этого допустить.

– Он же сказал тебе, что будет продолжать доработкупрепарата, если придется. От тебя требуется только выполнить долг уважения ипоехать на ФДА. – Кэти удалось представить это как нечто незначительное, иона говорила гораздо более убедительно, чем ее отец. Она словно спрашивала его,почему он уперся из-за такой мелочи. Кроме того, из ее слов явствовало, чтоесли Питер согласится на это, то он каким-то образом докажет, что все еще любитее. – Я прошу тебя о маленьком компромиссе. Вот и все. Неужели тынастолько мелочен, что этого не сделаешь? Ну согласись… один раз. И все.Человек чуть не умер. Он заслуживает этого.

Она была похожа на Жанну д'Арк, размахивавшую перед нимфлагом, и Питер, сам не понимая почему, почувствовал, что куда-то падает. Емуказалось, что вся его жизнь поставлена на карту. Это она так повернула вседело. И ставки были слишком высоки, чтобы противостоять ей.

– Питер? – Кейт подняла глаза и посмотрела на неговзглядом искусительницы и соблазнительницы, какой она никогда раньше не была,наделенной сверхъестественными способностями и мудростью, и у него не хватилосил даже ответить ей, не говоря уже о том, чтобы противостоять. Сам того нежелая, он кивнул. И Кейт правильно расценила этот кивок. Итак, все было кончено.Она победила. Он поедет на слушания.

Ночь перед отъездом в Вашингтон превратилась для Питера вкошмар. Он все еще не мог поверить в то, что согласился сделать для своей женыи тестя. Впрочем, было совершенно очевидно, что Кэти благодарна ему за этотпоступок. Ее отец не уставал источать тепло и благодарность Питеру. У самого жеПитера было такое ощущение, как будто его катапультировали на другую планету,где все было нереально. Его сердце превратилось в камень, а мозг, казалось,ничего не весил. Он с трудом понимал, что делает.

Единственное, что ему оставалось сделать, – этопопытаться осмыслить происходящее в том же ключе, что и Фрэнк. «Викотек» былпочти готов, и если в нем все еще будут какие-то изъяны, они исправят их передтем, как выпустить его на рынок. Но с моральной и правовой точек зрения онисовершали недопустимый поступок, и все как один это понимали.

Тем не менее Питер понимал также, что теперь у него нетвыбора. Он уже дал обещание Кейт и ее отцу. Единственное, что еговолновало, – это как он будет жить после этого. Может быть, так,компромисс за компромиссом, он будет постепенно приспосабливать свои этическиепринципы к неприглядной действительности, вступая во все новые сделки ссобственной совестью? И за этой уступкой последуют другие нарушения принципов,по которым он пытался жить раньше?

Это был занятный философский вопрос, и если бы не ощущение,что на карту поставлена его жизнь, у него был бы к этому несколько отстраненныйинтерес. А сейчас он не мог ни есть, ни спать. За несколько дней он потерял трикилограмма и выглядел ужасно. Накануне отъезда в Вашингтон секретарша спросилаего, не болен ли он, но Питер просто покачал головой и сказал, что это отпереутомления на работе. Из-за отсутствия Фрэнка, которое должно было продолжатьсяеще по крайней мере месяц, на его плечи лег гораздо более серьезный груз. Иперед конгрессом ему нужно было выступить утром в тот же день, когда начиналисьслушания ФДА.

В день перед отъездом он задержался на работе, просматриваяпоследние отчеты. На самом деле в них все было хорошо за исключением одногомаленького изъяна, который был связан как раз с тем, что говорил Сушар в июне.Питер не сомневался в том, что означал этот недостаток. Согласно заключениюученых, он был связан с относительно незначительной стороной вопроса, и Питердаже не стал беспокоить по этому поводу Фрэнка. Он знал, что тот все равно нестанет слушать. «Не беспокойся об этом. Езжай на слушания, а это мы исправимпозже». Но Питер тем не менее взял отчеты домой и снова перечитал их вечером.Он не мог уснуть до двух часов ночи, размышляя над всем этим. Кэти, наконец-топереехавшая домой от Фрэнка, безмятежно спала рядом. Она собиралась с ним вВашингтон и даже купила для этой поездки новый костюм. Донованы были такдовольны капитуляцией Питера, что оба пребывали в отменном настроении с тогосамого дня, когда Питер согласился ехать. Ему же это казалось адской задачей, иКэти упрекала его в том, что он очень серьезно ко всему этому относится. Онаговорила, что он просто слишком нервничает перед своим выступлением вконгрессе.

В конце концов в четыре часа утра он уселся перед окном встудии, листая последние отчеты. Ему бы хотелось обсудить их с каким-нибудьзнающим человеком. Людей из исследовательских групп в Германии и Швейцарии онплохо знал лично, а с тем, кто пришел на место Сушара в Париже, у него еще неустановился контакт. Было совершенно ясно, что Фрэнк нанял его потому, что онбыл покладистым и уступчивым, но понимать его было трудно. Его язык былнастолько наукообразным, что говорить с ним – все равно что пытаться беседоватьс японцем. Внезапно Питеру пришла в голову одна мысль, и он принялся листатьсвою записную книжку. Интересно, есть ли у него этот номер дома? Наконец оннашел его. В Париже сейчас было десять часов утра, и если Питеру повезет, онбудет на месте. Он назвался его секретарше по имени, и после двух гудков втрубке раздался знакомый голос:

– Алло? – Это был Поль-Луи. Питер позвонил ему наего новое место работы.

– Здравствуйте, Поль-Луи, – усталым голосом сказалПитер. Для него это была бесконечная ночь. Ему хотелось, чтобы Поль-Луи помогему принять решение, которое наконец удовлетворило бы его. Это былаединственная причина его звонка. – Это Бенедикт Арнольд[8].

– Qui? Alio? Кто говорит? – спросил тотрастерянно, и Питер улыбнулся.

– Это предатель, которого давным-давно нет в живых.Salut[9], Поль-Луи, – перешел он на французский. – ЭтоПитер Хаскелл.

– А… с!'accord[10]

– . – Он наконец понял. – Итак, вы все-такитуда едете? Они вас вынудили?

Поль-Луи сам обо всем догадался. Голос Питера выдал его.

– Хотел бы я, чтобы это было так, – дипломатичносказал Питер. Несмотря на то что его действительно заставили, он был слишкомгорд, чтобы признать это. – Я сам вызвался, и тому было несколько причин.Около трех недель назад у Фрэнка был едва не окончившийся смертью инфаркт.